Девушка у обочины
Шрифт:
Каждое его движение грациозно и мощно, а когда сцена кончается, он весь покрыт потом, грудь вздымается, а мои трусики становятся мокрыми от желания.
Режиссер говорит: «Снято!», и Адам ведет меня за руку к себе в трейлер. Закрывает дверь, прижимает меня к стене, резко расстегивает мои джинсы и стягивает их вниз. Я одновременно неуклюже спускаю его штаны, и тогда он сгибает ноги в коленях, вонзается в меня и со стоном скользит внутрь. Адам прикрывает мой рот ладонью, а его глаза прожигают мои. Он упирается
Когда мы заканчиваем, он отправляется в небольшую ванную комнату, выходит с влажной салфеткой и очищает меня. Я выжимаю ткань, мочу ее еще раз и вытираю его. А потом он целует меня, мы одеваемся, и он возвращается к съемкам, а я – к занятиям.
Это наш секрет. Только, судя по тому, как ухмыляются некоторые члены команды, пока Оливер провожает меня до «ровера», это не такой уж и секрет.
Мне наплевать.
Ладно, может в глубине души я наполовину смущена и наполовину взбудоражена. Знание, что, бл*дь, за стенами трейлера находятся сотни людей, просто добавляет ко всему этому определенный уровень возбуждения.
В другой раз, ближе к концу съемок, Адам удивляет меня на работе. К концу смены, около часу ночи, я уставшая. Нам не пришлось много поспать предыдущей ночью... кхм... и я была на занятиях в семь тридцать, а потом на работе с четырех часов дня. Поэтому, когда чувствую руки на своей талии, то взвизгиваю от удивления. Адам стягивает наушники.
— Эй. — Его губы у моего горла, а руки, лаская, опускаются вниз к моей заднице.
Я расплываюсь в улыбке и убираю швабру в сторону.
— И тебе привет.
Он отпускает меня и тянется к небольшой сумке у ног.
— Меня бесит, что я не могу написать тебе, пока мы далеко друг от друга. Поэтому я купил тебе телефон. — Он протягивает мне коробку белого iPhone 6. — Там уже забит мой номер, номера Оливера и Рут.
— Адам..., — начинаю я, но не знаю, что сказать.
Никто не дарил мне подарки. У Рут и у меня есть постоянное соглашение по этому вопросу, поскольку мы обе, как правило, в слишком стесненных условиях, чтобы позволить себе многое. Мы обычно просто немного вместе выпиваем по любому случаю, требующему подарки.
— То, что я делаю, - эгоистично, — говорит Адам. — Но я должен быть в состоянии позвонить или написать тебе. Мне нравится просто заявиться, но было бы намного более эффективным, если бы я мог просто написать тебе и сказать: «Эй, я зайду за тобой, поэтому надень сексуальное нижнее белье, такое, какое мне нравится».
Я хмуро гляжу на него.
— У меня нет никакого сексуального нижнего белья.
Он ухмыляется.
— Точно. Именно так.
Я краснею.
— Адам. Я не ношу нижнее белье. Это странно.
— Ты должна попробовать когда-нибудь. Это весело.
Мой взгляд падает на юг.
— На тебе прямо сейчас надето нижнее белье?
— Что же в этом веселого, если я скажу?
И я толкаю его в кабинку мужского туалета, и обнаруживаю, что он без нижнего белья, когда расстегиваю джинсы, и член неожиданно выскакивает, твердея под моим взглядом.
А дальше он твердеет дальше в моем рту. Я обнаружила, что ему нравится брать мои волосы за хвост, когда я сосу член. Адам любит погрузить руки в мои волосы, удерживая их подальше от лица, и «помочь» мне нежно, особенно, когда он уже близко.
— Если бы я знал, как ты отреагируешь, когда я принес тебе подарки, я стал бы дарить тебе их чаще, — шутит он, когда застегиваю молнию на его джинсах.
Я полощу рот и смотрю на него.
— Ты не должен дарить мне подарки за это, Адам. Просто попроси.
Он наклоняет голову.
— В самом деле? Если я попрошу, ты просто…
Я подмигиваю ему.
— Попробуй как-нибудь.
Вообще-то, мне не совсем нравится отсасывать у него, но сама я получаю большое удовольствие, когда он лижет мне киску, что делает регулярно, жадно и умело; мне нравится его реакция, и то, как Адам благодарит меня.
Через несколько дней после того, как он подарил мне телефон, который мне очень нравится и с которым не могу расстаться, мы в его квартире смотрим фильм. У меня критические дни, и близость между нами откладывается. Поэтому он просит, и я, выполняю обещание, затягивая процесс так долго, как возможно, заставляя его сходить с ума, пока Адам чуть ли не умоляет меня позволить ему кончить. Когда это, наконец, происходит, от интенсивности он задыхается и, кажется, не может связать и двух слов по крайней мере в течении пяти минут, отчего чувствую себя очень довольной собой.
Что касается Адама, то он, похоже, всегда оставляет за собой последнее слово.
Фильм закончился, на экране бегут титры, белый текст на черном фоне, играет электронная музыка. Я лежу на его коленях; джинсы все еще расстегнуты, пока его пальцы перебирают мои волосы.
— Итак. Сегодня мы закончили снимать, — говорит Адам. — Это значит, что рано или поздно я возвращаюсь в Лос-Анджелес.
Я напрягаюсь.
— О.
Привет, паническая атака. Как ужасно видеть тебя снова.
Но он еще не закончил, поэтому я стараюсь держать надвигающийся приступ паники под контролем, глубоко дыша.
— Когда заканчивается твой семестр?
— На следующей неделе, — определяюсь я.
— И сколько у тебя осталось семестров, прежде чем ты получишь диплом?
— У меня еще один год. Может быть, немного меньше.
Адам просто кивает и на секунду замолкает. Я по-прежнему близка к панике.
— Итак, премьера «Фулкрума 2» через три недели.
— Да, — не уверена, куда он клонит, и боюсь спросить.
— Ты собираешься этим летом на Макино?
Я качаю головой, ткань его джинсов царапает щеку.