Девушки для утехи
Шрифт:
Почему она так долго не идет? Разве Элизабет не понимает, какую жгучую потребность испытывает Аньес в ее целительном присутствии?
Вдруг взгляд молодой женщины, горестно блуждавший по стенам часовни, остановился на витражах. Ее будто осенило… Как она могла не понять этого раньше? Ведь Элизабет была рядом с ней. Она не покидала ее ни на минуту, ее присутствие было ощутимо здесь: она была на каждом витраже… Внешняя схожесть не имела значения: лицо могло быть лицом Элизабет или любой другой из сестер-монахинь, неважно чьим… На витражах хора, сиявших такими же детски чистыми красками, как те, которые покрывали статую святого Жозефа, рассказывалась вся жизнь
На первом витраже слева можно было увидеть послушниц, еще одетых в свои последние мирские одежды. Они сидели на скамьях в повозке, которая, миновав городок Сен Перн, уже выехала на дорогу, ведущую прямо к порталу монастыря. На втором витраже послушницы шли по большому центральному двору. Строгий в своих гранитных серых стенах, простой, но без суровости, приветливо раскрывший объятия своих двух крыльев справа и слева от главного здания, приют казался воплощением двух понятий: приюта и святости. Не здесь ли со дня основания (1 апреля 1856 года) складывались и развивались от поколения к поколению высокие нравственные устои общества? Этот приют не был замкнут в себе, он был повернут лицом к внешнему миру, к далеким горизонтам, где возвышались многочисленные дочерние дома, которые оставались связанными с ним узами всеобщей любви и милосердия.
На следующем витраже была изображена процессия послушниц, уже одетых в монашеские платья. Они шли по двое, сложив руки на груди, вдоль длинного монастырского коридора, белые стены которого были украшены только надписью: «Блаженны те, что живут в жилище твоем, Господи! Да восславят они Тебя во веки веков».
Затем шел ряд сцен, показывающих обучение сестер до их помолвки с Верховным Господином: неизменное чередование молитв, занятий в классах и различных работ. Вот они изучают переплетное дело; кто-то работает за вязальной машиной, кто-то чинит электроутюг, другие заняты в канцелярии. Монастырю, как и любой организации, нужна хорошая администрация и секретари, способные вести дела всех членов общины.
В этих витражах, сияющих в солнечном свете, был прослежен весь день послушницы, начиная с ее подъема на рассвете и кончая вечерней молитвой.
На следующем витраже было изображено здание Большого Новициата, где готовили к вечным обетам. Здесь сестры всех национальностей проходили этот последний этап перед обучением с Небесным Супругом. И здесь же, оканчивая земной путь, готовились к встрече с Богом.
Четыре последних витража, замыкавшие ряд справа, показывали четыре этапа жизни сестры: пострижение в монахини и облачение в свадебные одежды, белизна которых была сверкающей; отъезд уже давшей обет монахини в один из многочисленных, рассеянных по свету приютов; исполнение сестрой своей миссии в окружении стариков, которые отныне становились ее семьей; окончание ее пути на кладбище бедных, где в длинный ряд вытянулись могилы с возвышающимися над ними серыми крестами, совершенно одинаковые у сестер и у стариков. В глубине кладбища высился большой Христос, охраняющий последний сон монахинь, все существование которых было посвящено только Богу и ближнему.
Весь этот цикл жертв и отрешений, часть которого Элизабет уже прошла, ей суждено пройти до конца, до самого своего упокоения. Да, это была она, в каждом витраже, окруженная миллиардами танцующих солнечных пылинок. Ее присутствие было настолько реальным, что Аньес нисколько не удивилась, услышав рядом с собой голос Элизабет, наконец освободившейся от своей утренней работы:
– Пойдем, – сказала она.
Аньес последовала за ней. Когда они вышли из часовни, Элизабет спросила:
– А сейчас ты чувствуешь в себе силы, чтобы все мне сказать?
– Нет. Прости меня…
В ясных глазах маленькой монахини не было ни малейшего упрека… Прощение жило в них всегда.
Не выдержав этого взгляда, в котором было столько любви и терпения, Аньес отвернулась и побежала.
Элизабет крикнула ей:
– В первый раз ты не сказала мне «до свидания»… Аньес остановилась и повернулась к сестре, одиноко стоявшей на пороге часовни.
– …или эти два слова, – продолжала Элизабет, – которые я так люблю: «до скорого!»
– До скорого… – повторила Аньес. Неожиданно она добавила:
– Я забыла тебе сказать: я поменяла адрес…
– Возможно ли это? – Элизабет придала голосу игривый оттенок. – Ты покинула маленькую комнатку в мансарде, которую я находила такой поэтичной? Настоящее жилище Мими Пэнсон! [3]
– Да. Я живу сейчас возле Булонского леса.
– Это должно быть очаровательно. И эта квартира больше, чем на бульваре де Курсель?
– Немного больше…
– А плата за нее не слишком высока?
– Нет.
– Тогда я рада за тебя…
3
Мими Пэнсон – гризетка, персонаж рассказа Альфреда де Мюссе, женщина веселая и неунывающая (прим. перев.).
Когда за Аньес закрылась дверь, Элизабет незаметно смахнула со щеки непрошеную слезу. Долго она оставалась неподвижной. Затем снова вернулась в часовню, чтобы помолиться за свою маленькую сестру.
– Защити ее, Господи! Я боюсь за нее… Ты сам захотел, чтобы мы были похожи друг на друга во всем, сделай же так, чтобы наши сердца бились всегда в унисон! Я знаю, душа моей сестры прекрасна, она лучше моей. И поэтому Ты позволил, чтобы она испытала искушения, которых я, может быть, не смогла бы выдержать с честью… Я благодарю Тебя, Господи, за то, что ты избавил меня от искушений света… Но сделай так, чтобы душа Аньес стала сильной, помоги ей сохранить чистоту.
Возвращаясь на улицу Фезандери, Аньес думала только о малодушии, которое она только что проявила. Но как объяснить сестре, почему она скрывала от нее правду целых три года, и все это время была рабыней плоти?
И страшась, что никогда не сможет освободиться от мучившей ее тайны, она спросила себя: не лучше ли унести эту тайну в могилу, покончив с собой. Но будет ли это действительно выходом? И не оставит ли она, уходя из жизни, невыполненного долга – убить мерзавца, который довел ее до падения. Любой ценой нужно было воспрепятствовать ему творить зло. Впервые в голове отчаявшейся девушки промелькнула идея, в которой слились две: убийства и самоубийства… Воспоминание о сегодняшнем посещении приюта, где все дышало любовью к ближнему, помешало ей задержаться на этой мысли.
Когда она вошла в квартиру, месье Боб уже ждал ее там. Тон его был ледяным:
– Ты, наверное, тоже испытала потребность немного прогуляться?
– Я не в тюрьме, не так ли?
– Ты свободна, малышка… Свободней быть невозможно.
Удивленная этим ответом, она посмотрела на него внимательно: он казался, как всегда, спокойным и уверенным в себе.
– Ты еще не ложилась или поднялась на рассвете?
– Я вышла очень рано.
– Кто рано встает, тому Бог дает… Можно узнать, завоевала ли ты новые сердца?