Девять братьев (сборник)
Шрифт:
Спускаясь с бугра, она издали заметила у входа в командный пункт долговязого Лешу Тарараксина. Странно была видеть его не под низким потолком землянки, а под открытым небом. Ветер трепал полы его длинной шинели. Он глядел во все стороны и, увидев Люсю, радостно замахал ей какой-то бумажонкой.
– Она нашлась! – закричал он еще шагов за двадцать.
Люся поняла, что он говорит о своей двоюродной сестренке, и подошла к нему.
Он был так рад
– Он мне пишет, что нашел ее и что она живет у него.
– Кто пишет? – спросила Люся.
– Дядя. Такое славное письмо. Все грехи ему простятся за то, что он ее нашел. Я поеду и привезу ее сюда.
– Вы поедете за девочкой?
– Если командир мне разрешит. Слушайте, я сразу подумал о вас. У меня вся надежда на вас…
– А не лучше ли оставить ее у дяди?
– Нет, нет! Он сам просит, чтобы я приехал за ней. Ему нечем ее кормить… Славное письмо…
Он еще что-то хотел сказать, но тут дверь землянки приоткрылась, и чей-то голос крикнул:
– Лейтенант Тарараксин, к телефону!
– У меня вся надежда на вас! – повторил Леша, улыбаясь, и, согнувшись, сбежал вниз.
29
В хмурые дни, когда незачем было дежурить на аэродроме, весь летный состав эскадрильи обедал одновременно. Командир и комиссар садились во главе стола. Летчики останавливались в дверях и просили разрешения войти.
– Войдите, – каждому говорил Рассохин.
В этот день капитан Рассохин принес с собой газету. Он разложил ее перед своей тарелкой и уставился в нее, хотя странно было предположить, что он не прочел газету еще вчера вечером. Он был не в духе, и все это видели. Летчики молча ели суп, ожидая, когда командир заговорит. Но командир молчал.
Один Карякин не боялся молчания командира. За обедом он любил поговорить.
– Хвалят нас, товарищ капитан, – сказал Карякин, кивнув в сторону газеты.
Рассохин поднял голову и посмотрел на Карякина.
– Хвалят? – переспросил он. – Пожалуй, хвалят. А я бы не хвалил. Я бы год молчал о нас, пока позор не смоем.
После этих слов стало еще тише, чем было раньше. Рассохин опять уставился в газету. И вдруг сказал:
– Не пятеро против сорока, а четверо против сорока.
«Кого он не считает? Неужели меня? – подумал Рябушкин. – Или, может быть, Костина?»
– Рябушкин! – сказал Рассохин.
Рябушкин вскочил, громыхнул стулом и вытянулся.
– Садись! – («Слава богу, «садись», а не «садитесь», – подумал Рябушкин и сел). – Ты «Юнкерсы» таранил в квадрате «Д»?
– Я не таранил, товарищ капитан… То есть я собирался, но… Ведь вы знаете…
– Я тебя не о том спрашиваю, – перебил его Рассохин с досадой. – Где это было? В квадрате «Д»?
– Так точно, товарищ капитан.
– А Костин был сбит тоже в квадрате «Д»?
Рябушкин молчал.
– Я тебя спрашиваю – ты видел или не видел, как сбили Костина?
– Как сбили, не видел.
– Так… А что-нибудь все-таки видел?
– Я… мало видел, товарищ капитан. – Голос Рябушкина звучал неуверенно. – Когда патронов у меня не осталось и горючего едва-едва, чтобы добраться до аэродрома, я повернул и очень далеко, гораздо выше себя, увидел «Юнкерс». Он шел к линии фронта. А за «Юнкерсом» почти впритык шел «ишак». А за «ишаком» – «Мессершмитт»… Я их очень недолго видел, с минуту, не больше, и они скрылись…
– Один «Мессершмитт»? – допытывался Рассохин.
– Один, товарищ капитан.
– И второго там не было?
– Не видел, товарищ капитан.
– А «ишак» тоже был один?
– Тоже один, – уверенно ответил Рябушкин.
– Это уже привычка, – проговорил Рассохин.
Никто не понял, что он хотел сказать, и все продолжали молчать.
– Я говорю, что это уже привычка, лейтенант Алексеев! – сказал Рассохин.
Алексеев встал. Рассохин не предложил ему сесть и молча смотрел снизу вверх в его побелевшее лицо.
– Какая привычка, товарищ капитан? – еле слышно спросил Алексеев.
– Привычка не быть там, где надо драться.
Алексеев открыл рот. Неизвестно, что он собирался сказать.
– Я вас не спрашиваю, лейтенант Алексеев, – перебил его Рассохин.
Алексеев закрыл рот.
– Привычка, потому что это уже во второй раз за один вылет, – продолжал Рассохин. – Четверо против сорока, а не пятеро против сорока. Когда мы двинулись на «Юнкерсы», я оглянулся. За мной шли только трое.
При этих словах Алексеева вдруг качнуло, и он схватился за спинку стула, чтобы устоять.
– Лейтенант Алексеев перед атакой взмыл вверх и прошел над «Юнкерсами», – сказал Рассохин.
Тут внезапно заговорил Костин.
– Товарищ капитан, когда мы прорвались сквозь строй «Юнкерсов», Алексеев шел за мной, – сказал он. – Я обернулся и видел.
– Он пристроился к тебе, когда опасность миновала, – ответил Рассохин. – А когда появился «Мессершмитт», он снова бросил тебя.