Девять хвостов небесного лиса (Ку-Ли)
Шрифт:
– Что мне делать?
Через десять минут тот же вопрос повторила барышня с подведенными глазами. Черные веки, черный рот и полосатые гетры — белое с черным. На ногах - разбухшие от питерских дождей кроссовки с черными ленточками. Я умилилась этим траурным бантикам.
Девочка влюблена и несчастна.
— Он прислал мне письмо, - черные ресницы шевелились, как лапки паука.
– И в нем была…
— Точка.
— Откуда вы знаете?
— Я все знаю.
— Все знать невозможно, - авторитетно заявила она.
Похоже, девочка тоже воспринимала меня как психоаналитика не больше, не меньше.
— Вы только ничего сейчас не говорите, ладно? Сама все скажу. Что-то странное происходит. Копаюсь в себе, но чем дальше, тем хуже становится. Почему так? Не могу спать, не могу есть. Мне дышать трудно! Все время думаю, почему он так сделал? Зачем? Почему нельзя сказать, что я ему надоела, что он устал, что мы не подходим друг другу? Что он хотел сказать этой точкой, ведь она… Она же… многоточие? Правда? И мы все равно будем вместе? Пусть не сейчас, пусть пройдет время, мы станем взрослее, мудрее, и однажды он напишет мне большое письмо, а потом позвонит. И мы будем счастливы.
– От меня-то что хочешь?
– Услышать, что я права. Я плачу такие деньги. Должен быть хороший результат.
– Такой, какой нужен тебе?
Траурные бантики дрогнули. Под кроссовками расплывалось мокрое пятно.
— Что мне делать?
Ее душа - шерстка котенка - пахла молоком, домом и солнцем. Я слегка подула: шерстинки тут же встали дыбом. Шаг за шагом — вот и вся немудреная история. Встретила. Влюбилась. Подчинилась. Страдает. На левой руке косые полосы от бритвы. Демонстрация самоубийства. Но, с другой стороны, почему бы и не пострадать в семнадцать лет?! Потом здоровее будет.
А будет ли, спохватилась я.
Кис-кис…Она доверчиво пошла навстречу, раскрывшись. Год, два, три, четыре… Я листала ее судьбу, как записную книжку. Телефоны, адреса, встречи, расставания. Студентка. Стажер. Молодой специалист. Холеная стерва, знающая себе цену. Все безупречно, все подогнано, ни одной эмоции. Карьера, командировки в ущерб личной жизни.
Но кому сдалась эта личная жизнь? Кому от нее лучше? Тебе?
Подчиняясь мужчине, ты уничтожаешь себя.
— Мы будем вместе?
— Нет.
Она кивнула. Результат совсем другой, чем ожидалось, но результат. Хорошая девочка.
– Но вы можете мне сказать, почему он прислал мне эту дурацкую точку? Что он хотел сказать? Это очень важно.
Соврать, что ли? Да и зачем ей правда? Подрастет — сама все поймет. А пока…
– Он написал тебе письмо. Из одного большого предложения. Очень длинного и красивого. Он сказал, что ты самая лучшая, самая настоящая, и что ему повезло, когда он встретил тебя, но ты заслуживаешь лучшего, и он хочет отпустить тебя, чтобы ты была свободной. Он просил тебя не звонить ему, не встречаться. И вообще, он уехал — далеко-далеко, в Австралию. А когда отправил письмо, произошел сбой, вирус, и текст не сохранился. Понимаешь?
— Ага…
Ну и как ей скажешь, что написал он совсем другое — язвительное, злое и убивающее, но в последний момент струсил и оставил всего лишь маленькую и незаметную точку.
Я закрыла глаза и представила ее стервой. С красным бликом на губах и холодными глазами. Когда женщина знает себе цену, у нее есть шанс выжить, сохранив себя. И если даже она не родит детей, не построит дом и не посадит дерево, она останется собой.
Если вдуматься, не так уж мало.
— Остаешься за главного, - Марга благоухала парфюмом и планами на вечер.
– В девять придет клиентка. Там простенькая проблема. Управишься за полчаса. Возьмешь с нее деньги, пробьешь чек и поставишь офис на сигнализацию. Потом спи- отдыхай. Поняла? Ну, и славно. Мы все ушли.
Ушли. Тишина. Теплый свет. Кожаный диван. До девяти — еще сорок минут. Мышцы гудели. На хребтине наросла «горбушка» - головы не повернуть. На сколько меня хватит?
Знакомая мелодия. Дима. Успел соскучиться?
– Я звонил тебе, - голос тусклый, с налетом ночных рефлексий. — Тебя нет дома.
– Я на работе.
– Можно, встречу тебя? И мы поедем к тебе.
– Нельзя.
– Ты из-за той женщины? Она для меня ничего не значит.
А ведь не врет — действительно не значит. Смутное имя в веренице лет. Если спустя годы помнишь вкус поцелуя, никогда не забудешь того, кто тебе его подарил. Но бывает и так, что вкус поцелуя стирается через несколько секунд. Что-то было? Что-то было.
Диме суждено помнить меня. Мне — его забыть.
– Деловые отношения. Секс на бизнесе. Ты — совсем другое.
Я понял, что не могу без тебя.
– У нас большая разница в возрасте.
– К черту разницу! — (И я поняла, как ему плохо сейчас). — Хочу видеть тебя! Сегодня! Сейчас!
– Завтра! Во второй половине дня. Я позвоню тебе.
Он принял отказ-обещание — повесил трубку.
Марга до сих пор пребывает в убеждении: более всех на свете я ненавижу Аллу. Да и как иначе относиться к женщине, занявшей твое место? Но что есть ненависть? Ненависть — как матрешка. Со временем дерево потрескается, лак сотрется. И что останется? Только несколько фигурок, выстроенных по рангу. Возьмешь в руки самую маленькую, покатаешь меж пальцами и… выбросишь за ненадобностью. Или сама затеряется.
Сильнее ненависти — только забвение. Сильнее любви — равнодушие. Равнодушие — лучшая месть. Действует без побочных эффектов, убивает сразу.
Мы с Аллой росли вместе.
Квартиры на одной лестничной площадке — дверь в дверь.
В школе нас принимали за сестер.
— Знаешь, — сказала как-то Алка. — Мне почти двенадцать, а я ни разу не целовалась. Перед людьми стыдно.
Ее губы пахли малиновым вареньем.
— Ничего особенного, — Алла вытерла рот рукавом. — Слюняво и глупо. Думаю, секс намного лучше.