Девять месяцев до убийства
Шрифт:
— Будь уверен, пресса, узнай она об этой клубничке, так и начала бы смаковать ее, — покачал головой инспектор. — Думаешь, это правда?
— Откуда мне знать? Постельные тайны Импортуны мне неведомы. Впрочем, почему бы и нет? Человеку, который привык рисковать, располагая пятьюстами миллионами долларов, обычные супружеские радости могут показаться пресными.
— Кто это додумался назвать эту плетку из сексшопа девятихвостой кошкой?
— Ничего тут непонятного нет. Следы от девяти ее концов на коже очень похожи
— Ну и черт с ним.
Инспектор направился докладывать начальству о дальнейшем развитии событий.
— Постой! — крикнул ему вслед Эллери. — Есть еще такая поговорка: «У кошки — девять жизней»! Не забудь упомянуть о ней!
Прошла почти неделя, но писем больше не было.
— Все, конец, — сказал воспрянувший духом инспектор. — Ему надоело водить меня за нос.
— Нет, отец, — возразил Эллери. — Он просто решил помучить тебя ожиданием. Ты сам не замечаешь, что уже сидишь у него на крючке.
— Но откуда ты знаешь, что еще что-то придет?
На следующее утро среди прочей почты на столе инспектора лежал конверт с письмом:
НИНО ХОТЕЛ КУПИТЬ МУЗ ДЛЯ ВИЛЛЫ В ЛУГАНО (ИТАЛИЯ).
— Очко в твою пользу, — пробормотал инспектор. — Музы? Может, это какой-то намек на мафиози?
— Нет, папа, — устало ответил Эллери. — Музы — это не мафиози. Музы — это девять муз. Девять дочерей Мнемозины и Зевса: Каллиопа, Клио, Эрато — и так далее. Это из греческой мифологии.
Инспектор дрожащей рукой прикрыл глаза.
— И, разумеется, снова девять слов. У Импортуиы на самом деле есть вилла в Италии? — спросил Эллери.
— Что? А… Полагаю, есть. Даже уверен. Но какая нам разница? Это просто кошмарный сон какой-то! Неужели он никогда не кончится?
Вопрос был, в сущности, чисто риторическим. Тем не менее Эллери ответил.
— Нет, — сказал он. — Будет еще только одно. Последнее.
И два дня спустя на стол инспектора снова лег конверт. Он вскрыл его, и оттуда выпала еще одна новая карта с красной рубашкой.
Крестовая девятка.
— Но ведь он уже присылал мне крестовую девятку! — запротестовал инспектор Квин, будто неведомый его корреспондент нарушил какие-то правила. — В первом послании!
— Он присылал тебе половинку крестовой девятки, — поправил Эллери. — А это нечто совершенно иное. Кроме прочего, это доказывает, что ему пришлось купить еще одну колоду с красной рубашкой, чтобы послать тебе целую девятку крестей — ведь одну он уже разорвал.
— Это что-то меняет? — опасливо спросил отец.
— Абсолютно ничего, — ответил Эллери. — Так-, про-сто к слову пришлось. Прекрасно, господа. Вы, разумеется, понимаете, что это должно означать?
— Что? — вырвалось разом у нескольких присутствующих полицейских чинов.
— Помнишь, папа, я тебе уже объяснял значение целой крестовой девятки?
Инспектор густо покраснел.
— Прости, я запамятовал, что она значит.
— Последнее предостережение.
— Верно. Последнее предостережение. Именно. Последнее предостережение для кого? И о чем, Эллери?
— Понятия не имею.
Инспектор слабо улыбнулся, как бы извиняясь перед начальством за неудачный ответ своего отпрыска.
Тут шеф полиции взревел:
— Неужели в этом проклятом заведении никто так и не сможет объяснить, что значат эти идиотские послания?
Молчание было ему ответом.
— Можно мне высказать одно соображение? — спросил Эллери.
— Вы у нас не работаете, Квин.
— Это верно, сэр. Однако я могу заверить вас, что это было последнее послание.
— Откуда вы знаете?
— Потому что оно девятое, сэр, — ответил Эллери и загнул все пальцы на руках, кроме большого на правой.
Шли дни. Больше посланий не поступало. Как ни был ничтожен триумф Эллери, он слегка польстил его самолюбию. Сам он все эти дни отирался в управлении и собирал крохи информации. К примеру, он принадлежал к числу тех привилегированных особ, которых посвятили в тайну, что все девять посланий пришли в течение двадцати семи дней.
А двадцать семь делится на девять.
И сумма цифр числа двадцать семь равна девяти.
Все это время у Эллери в голове постоянно вертелась одна мысль: «Как-то он хочет нас одурачить, нагромождая эти девятки одна на другую. Но как?»
Инспектор Квин снова и снова перечитывал все послания'и добился того, что выучил их наизусть. Тем не менее это так и не смогло пролить свет на загадку убийства.
Ранее существовавшая версия, что Нино Импортуну вначале отравили, а уже потом убили ударами по голове, была опровергнута токсикологической экспертизой. Причиной расстройства его желудка оказалась роковая ошибка его темпераментного шеф-повара. Самым худшим ее последствием могло быть только увольнение последнего.
За день до юбилея миссис Импортуна попросила Цезаря приготовить Caccuicco alia Livornese, рагу, которое готовят, в Ливорно из даров моря. В обязательном порядке в это рагу входили отварные омар и каракатица. Цезарь настоял на том, что итальянские блюда следует готовить из итальянского же сырья. В итоге омара и каракатицу привезли из Италии самолетом. Цезарь вначале приготовил соус, в котором стал варить омара и каракатицу. Когда он попробовал, что получилось, он прямо взвыл от отвращения. По его мнению, каракатица была просто отвратительна на вкус. Он заявил, что он не будет готовить это рагу, что его честь шеф-повара будет поставлена под угрозу из-за столь отвратительного продукта. Импортуна лично поспешил на кухню, чтобы уговорить его не подавать тотчас же в отставку.