Девять жизней
Шрифт:
Только растираясь махровым полотенцем, поняла, что тело поет, радуется физическим нагрузкам, сила привычки преодолела мою амнезию, открывая частичку меня настоящей….
Задумчиво прошла на кухню перекусить или, хотя бы попить чаю и обнаружила записку от Любы. Как я и предполагала, она ушла на работу, будет поздно. Вот и хорошо, мне не мешало бы побыть одной, подумать, а может быть я смогу что-то вспомнить.
Неторопливо разобрала вчерашние покупки, разместила на выделенных для меня полках в шкафу и на вешалке. Потом решила сделать влажную уборку в квартире. Все эти бытовые действия помогли мне немного
Ну, вот опять меня резануло понятие «человек».
От дальнейших размышлений, отвлек звук разбившейся посуды. Пройдя на кухню, что бы проверить, что там случилось, обнаружила разбитую кружку и лежащий на полу пакет, из которого вытекало молоко, и слизывающего его прямо с пола …. Домового?
Никакого страха или удивления, я, честно говоря, не почувствовала. Просто с любопытством наблюдала за меленьким нечто, больше похожим на лохматую чупокабру с неуклюжими конечностями.
Что его увидели, он заметил не сразу. Сначала спокойно слизывал разлитое молоко, при этом смешно причмокивая и время от времени слизывая белое лакомство с лапок. Когда домовенок, очередной раз облизывался, то повернулся вполоборота, наконец, заметил меня, стоящую у входа в кухню со скрещенными на груди руками и с любопытством наблюдающую за его трапезой.
Сначала не поверив своим глазам, домовенок просто отвернулся и продолжил свое занятие. Но уже через секунду обернулся снова. Посмотрел на меня, стоящую в той же позе и пристально смотрящую прямо на него, резко отскочил от лужицы, взглянул еще раз, и начал, что-то бормотать.
– Ходють всякие, молока попить не доють,– потоптался нерешительно на одном месте и продолжил причитать,– Одна, и не даст никогда, вторая стоит и смотрить и смотрить…, – и уже подняв голову вверх, произнес глядя прямо в глаза,– Ну, чево смотришь?
– То и смотрю, жду, как ты убирать за собой будешь? Или все так и оставишь? – ворчливо ответила я домовенку.
– И откуда такая умная взялася?
– А не твоего ума это дело.
– Ну-ну, не больно-то и надо, – схватив пакет с оставшимся молоком, направился в дальний угол.
– А ну, стой! – остановила я его, ишь ты, уходить он собрался, – А чашку ремонтировать, кто будет?
Точно знала, что для домовенка это вообще не проблема. А вот сами продукты брать могут только очень старые и опытные домовые, у такого имя, во век не выпросишь, если сам не скажет.
– И чево прицепилась?
– А чево, ты посуду бьешь? Хозяйка у тебя умница красавица, квартиру вон, в какой чистоте держит, гостеприимная, ко всему прочему. Чево это ты ее обижаешь? – так и продолжала разговаривать, повторяя за домовенком смешно коверкая слова.
– «Красавица»! «Умница»!– с каждым произнесенным словом домовой все больше добавлял возмущения в голос, – Чево тогда эта хозяйственная, ни разу мне молочка не налила, печенюшки ни одной от нее не дождался! Пока научился сам пакет открывать да в чашку наливать, и то, видала, – кивнув на пол, где еще оставалось пару капель не слизанного молока, – Вон, разливаю ешо, чуть не помер с голодухи.
– Ну, и плут же ты! Небось, уже пару веков как научился сам себя кормить, а все на Любашу сваливаешь?
– Я и говорю, шибко умная…. Ну, некогда мне с тобой тут, вон молоко скиснет…., – и тут же исчез в углу.
Оставшись одна, я опять задумалась. Вот откуда мне все это про домовых известно? И почему могу их видеть? Что-то мне подсказывает, что могу видеть не только их.
Интересная у меня жизнь, однако.
Прошло несколько дней. Любаша каждый день рано вставала, готовила нам что-нибудь на весь день и уходила на работу. Она была начинающей актрисой в маленьком местном театре, и, конечно, мечтала о большой роли в кино.
Я же, дождавшись, когда хозяйка уйдет, вставала, занималась уже привычной зарядкой, завтракала, всегда оставляя немного еды для Нафани – так я называла домовенка, так как сам он упорно отказывался говорить, как его зовут, предпочитая или грубить или ворчать в своей манере и прятаться, при этом обязательно, чего-нибудь стащив со стола.
Я постоянно пыталась привлечь Нафаню к домашней работе. Домовые именно для этого и приспособлены, они вообще много чего могут. Если домовой опытный, в квартире даже ремонт делать не надо будет. Но конкретно этот домовой категорически не желал помогать по хозяйству – нагло брал предложенное угощение и исчезал в углу.
Это очень меня расстраивало, просто было очень неудобно, что работающей Любе приходится все время самой готовить. А я сидела целыми днями дома и не могла к ее приходу накрыть на стол. Пару раз я пыталась приготовить ужин, но результат оказался совершенно не съедобен, и его пришлось, выбрасывать в урну. Поэтому больше переводить продукты я не пыталась.
День за днем я подкармливала Нафаню и упрямо уговаривала его помочь. Но пока безуспешно.
Выходить на улицу без необходимости я избегала. Было страшно вновь оказаться в одиночестве в безразличной толпе на незнакомых улицах…. Еще были свежи воспоминания, как я, никому не нужная, босая, бесцельно брела под холодным дождем…. Люба и ее квартира были единственной опорой моего существования.
А еще, не стоит забывать, что у меня нет документов. Скорее всего, нужно было обратиться в паспортный стол с заявлением о потере паспорта, но почему-то во мне была полная уверенность, что делать этого не надо. Начнутся вопросы: как зовут, где родилась, где проживаю…, а я ничего не знаю. Скажу, что потеряла память – запрут в больнице, а там анализы, и, учитывая, что я, скорее всего, не человек могу задержаться надолго.
Так что сидела я в Любиной квартире и целыми днями заново знакомилась с миром посредством старенького ноутбука и интернета. Многое казалось знакомым, что-то удивляло, а некоторые вещи я просто знала.
Меня интересовало все от приготовления супа до международной политики. Я изучила основные законы Российской Федерации, повторила историю, правила правописания, выучила несколько совсем простеньких рецептов и даже заказала себе липовый паспорт. Катина мира стала проясняться, и только собственная жизнь была для меня загадкой.
Я ничего так и не вспомнила. Снов и видений тоже больше не было, да и, честно сказать, меня они страшили. Даже если все, что я вижу не бред больного воображения, а реально происходившие со мною события, то они ничего не проясняли, наоборот еще больше запутывали.