Девятый император
Шрифт:
– Что ты наделала, девочка! – вздохнул он.
– Пора, государь, – сказал ди Оран императору. – Начинайте!
Шендрегон проглотил противный ком в горле. Он чувствовал себя скверно, очень скверно. Во рту пересохло, ладони вспотели, в ногах появилась противная дрожь, завитые и напомаженные волосы вдруг зашевелились" под императорской короной. Надо спешить. Чудо должно совершиться, пока еще не прошел всеобщий шок от зрелища самоубийства этой несчастной. А вдруг у него не получится? А вдруг…
– Народ империи, – крикнул он и поразился, до чего же тонко и жалко звучит его голос. Но тысячи глаз обратились на него. И он продолжал: – Эта бедная женщина совершила поступок, на который мало кто из вас способен. Она показала свою преданность нам таким страшным способом. Нам жаль ее. Мы не гневаемся на нее. И чтобы показать наше могущество, мы возвращаем этой женщине жизнь, которую она отдала ради нас. Мы говорим Тассии, дочери Альмера – встань! Вернись к своему императору и Богу!
Снова удивительная тишина повисла над площадью. Люди напирали друг на друга, пытаясь протолкаться к месту, где лежало изломанное окровавленное тело императорской наложницы. Время шло, ничего не происходило. Смутный шум пошел по толпе. Гармен почувствовал прилив надежды; вся эта страшная и нелепая церемония закончилась ничем, потому что Единый вмешался, Единый не допустил…
Женщина в толпе закричала так страшно, что у многих не выдержали нервы – люди бросились бежать, расталкивая других. Едва не началась паника. Но у Красной башни народ уже опускался на колени, приветствуя живого Бога Шендрегона.
– Она шевелится! Она шевелится! – кричали из толпы.
– Ноги! Ее ноги – они были поломаны…
– Она жива!
– Слава императору! Император оживил женщину!
– Император – Бог! Слава ему!
– СЛАВА!!!
– Этого быть не может, – бормотал Гармен, с ужасом наблюдая, как мертвая девушка повернула голову, потом села, рассматривая окружающих, испуганно шарахнувшихся от нее. – Это некромантия, люди! Император использовал черную магию. Это зло, страшное зло!
– Слава императору! – раздавалось со всех сторон.
– Люди, опомнитесь! – кричал Гармен. – Вы… вы не понимаете, что происходит. Это колдовство, худшее из всех. Смерть пришла в Гесперополис. Император испорчен! Бедный юноша в опасности, вы все в опасности!
– Слава! Слава!
Чьи-то руки схватили Гармена сзади за хламиду. Он вырвался, но мгновение спустя здоровенный мужик в меховой куртке на голое тело схватил жреца за руку.
– Вот он, нечестивец! – заорал мужик, пустив на Гармена волну перегара. – Эй, бейте нечестивца!
Гармен вырвался снова, отразил направленный ему в лицо удар палкой и сам ответил точным ударом, разбив здоровяку в меховой куртке нос. Его ударили по голове, потом снова схватили за хламиду, повалили на землю. Тяжелой палкой ударили по правой руке, сломав предплечье. Сразу несколько человек бросились на жреца, избивая его руками и ногами.
– Бей нечестивца! – орала старуха, выпучив затянутые катарактой глаза. – Смерть ему! Он богохульник. Намотать кишки богохульника ему на шею!
– Намотать! – заорали в толпе. – Убивай!
Кто-то наступил жрецу ногой в грязном башмаке на грудь. Сверкнуло лезвие ножа. Гармен успел еще увидеть свирепые дикие бессмысленные лица вокруг себя – и кусочек синего неба, в котором плавал орел. Значит, Единый все-таки услышал его. Значит, он все сделал правильно. Орел прилетел к нему, чтобы побыть с ним в смертную минуту, чтобы стать свидетелем того, как еще один скроллинг умрет с честью. Последняя милость неба – и последний миг света, после которого пришла тьма, в которую канул Гармен ди Браст, один из четырех последних Воинов Свитка.
Глава третья
Gnaesse Wilfe nar Es Wilfersbregg ott [2]
– Он погиб?
– Да, – Медж Маджари убрал руку, и свечение над столом погасло. – Был растерзан толпой, убежденной, что Гармен оскорбил величие императора.
– Он погиб, как герой, – сказал Хейдин.
– Это был его последний поединок. Он был жрецом, и его оружием была правда. Он умер, пытаясь эту правду сказать.
– Как же императору удалось оживить девушку?
2
Хуже волка только волчья стая. (Лаэданск.)
– Пока это неизвестно. Одно могу сказать – силы, которые это совершили, глубоко враждебны человеку. Это очень мощная черная магия.
– И кто может ей обладать?
– Человеку такое не под силу. Пока мы не узнаем, кто стоит за воскресением умерших в Гесперополисе, мы бессильны. Помнишь вордланов, с которыми ты сражался в деревне близ Вар-Нахта? Они порождения Магии Луны и Крови. Опытный черный маг может обратить человека в вордлана или обратиться вордланом сам. Этот вид магии мы хорошо изучили. Таков стал наш мир – с гибелью драконов черное колдовство больше не прячется в гнилых закоулках. Но оживление умерших даже Магии Луны и Крови не под силу.
– Что это означает, Медж?
– Это значит, что наш враг – не человек. Мы имеем дело с черной сущностью высшего порядка.
– И как нам быть?
Азориец ответил не сразу. То ли подбирал слова, то ли пытался сам разобраться в своих мыслях. Хейдин в душе понимал нелепость ситуации – сидя в деревенской корчме они пытаются говорить о вещах, в которых пока не могут разобраться даже маги.
– Почему ты молчишь, азориец?
– Думаю, как бы попонятнее тебе все разъяснить. Ты из тех, перед кем раскрывается Завеса, но ты не посвящен в тайные знания.
– Зачем же ты тогда притащил меня сюда?
– Тебе дано противостоять силам зла, значит, ты можешь войти в Круг.
– Клянусь Харумисом и семью пропастями Мор-бара! – Хейдин в два глотка осушил свой бокал с вином. – Одно другого понятнее. Какой еще, к вордланам, Круг?
– Я расскажу тебе все, тем более что выбора у меня все равно нет. Я виноват перед тобой, я вытащил тебя из Вианского замка, где ты вел достаточно беспечную жизнь и теперь подвергаю лишениям и очень большим опасностям.