Девятый император
Шрифт:
Отряд воинов появился в тот момент, когда дорога к воротам города опустела совершенно. Отряд был невелик – пять воинов на крепких, хоть и неказистых лошадях, и еще один человек, без оружия, похожий на крестьянина. Предводитель отряда, худой воин с раскосыми глазами, поговорив со стражниками, подъехал к Акуну.
– Кто ты такой, старик? – спросил он надменно.
– Ты обратился к слуге, храбрый воин, хотя должен был обратиться к госпоже, – ответил Акун все тем же невозмутимым тоном, – или в этих краях вежливость не считается добродетелью?
Раскосый ничего
– Кто ты, красавица? – спросил он. – Какая нужда привела тебя в этот забытый небом угол? И что за волшебная сила бережет тебя в пути, если ты отваживаешься путешествовать одна, без охраны, в компании с таким старым хрычом?
– Меня зовут Руменика ди Крифф, – ответила девушка, сердито сверкнув глазами. – Ты называешь меня красавицей, а между тем стража не пускает меня в город. Ни в одной стране гостя не оставляют за порогом дома, не мучают его холодом и ожиданием.
– Это справедливо, – согласился раскосый, повернулся к страже у ворот. – Эти люди мирные путники, пропустите их!
– Спасибо тебе, воин, – смягчилась Руменика. – Ты убедил меня, что в этом городе живут не только бесчувственные болваны.
– Это мужичье понимает только силу, – раскосый улыбнулся одними губами. – Из какой ты страны, красавица? Одета не по-здешнему, а говоришь на языке урусов, будто всю жизнь тут прожила!
Руменика едва не сказала, что говорит на своем языке, но спохватилась и промолчала; вряд ли этот бреннон поймет, что такое каролитовая магия. Поэтому она лишь одарила раскосого лучезарной улыбкой и добавила:
– Мы издалека. Из Заморья.
– Никогда не слышал о такой стране.
– Это очень далеко. Две тысячи лиг на запад, – мгновенно сочинила Руменика.
– Езжайте в Гостевой конец, – посоветовал предводитель, – там спросите постоялый двор Поромони. В Торжке нет гостиницы лучше. А мне пора ехать.
– Чье имя назвать хозяину постоялого двора? – спросила Руменика.
– Я Субар, половецкий князь, дружинник новгородского князя и воин на службе воеводы Радима. А тебя, красавица, я запомню.
Воин дал шпоры коню, и отряд помчался следом за ним прочь от города по истоптанному и загаженному скотом снегу в сторону леса. Акун подъехал к девушке, продолжавшей смотреть вслед удаляющимся всадникам.
– Эти воины похожи на разбойников. – сказала она.
– Едем, дочка. Ворота скоро закроют.
Они неторопливо проехали мимо нахального стражника, который растерял весь свой гонор. Остальные стражники попросту не обращали больше на них внимания. Едва Руменика и Акун въехали за стену, как тяжеленные дубовые створы за ними начали со скрипом закрываться.
– Если бы не Субар, мы бы ночевали в поле, – заметила Руменика.
– Этот Субар не похож на благодетеля, – возразил Акун. – Физиономия у него разбойничья. Я бы не стал ехать на постоялый двор, который он нам посоветовал.
– Ты думаешь?
– Он положил на тебя глаз, клянусь Эш-Лешем. Он воин из свиты здешнего правителя, значит, закон ему не писан. А сейчас идет война. Поняла?
– Чего уж понятнее, – буркнула Руменика. – Мы здесь чужие, законов не знаем, заступиться за нас некому.
– Верно. Поэтому мы не поверим доброму и заботливому князю Субару и поедем искать ночлега в другом месте. Надеюсь в этом городе заезжему путнику можно за пару галарнов найти приличный стол и кров.
Акун не ошибся. За час они объехали четыре постоялых двора. В первых двух хозяева заявили им, что мест нет – все комнаты в их гостиницах были заняты беженцами и торговцами. В третьем хозяин тоже поначалу отказал, но потом намекнул, что за хорошую плату может кое-что предложить. Руменика так устала, проголодалась и замерзла, что была готова заплатить любые деньги, лишь бы получить теплый угол, горячий ужин и чистую постель. Однако Акун, потолковав с хозяином, сказал ей, что они едут дальше.
– Почему, Акун? – простонала она. – Ведь он же давал нам место!
– Он мне не понравился, – пояснил милд. – Глазки у него бегают, сам какой-то грязный, засаленный. Клянусь душой Ниммура, в его корчме полным-полно клопов.
Они въезжали все глубже в город, продвигаясь по извилистым улицам к деревянной крепости в центре. Город Руменике не понравился. Дома были деревянные, одноэтажные, обнесенные некрашеными заборами, за которыми давились от лая возбужденные запахом чужаков шавки. Даже трущобы Гесперополиса были чище, чем здешние улицы, заваленные отбросами и полные самых неожиданных ароматов. Акул объяснил девушке, что в любом городе лучшая гостиница будет находиться рядом с рыночной площадью, а рыночная площадь находится в центре, где-нибудь у ворот цитадели. Руменика только закатила глаза и выругалась, на этот раз про себя.
У самой крепости внимание Акуна привлекли груженые телеги у добротных ворот большого деревянного строения. Несколько человек выпрягали из телег лошадей и уводили их в ворота.
– Не гостиница ли это. добрый человек? – спросил Акун одного из лошадников.
– Гостиница, – ответил тот. – За твои деньги и платье почистят, и карманы обчистят, чарку нальют, да и морду набьют.
Люди у телег загоготали. Акун наклонился к шутнику, сказал спокойно:
– Я ведь просто спросил, а ты ерничаешь. Я ведь и рассердиться могу, холоп.
– Да ты не обижайся, мил человек, я ведь так, шуткую малость! – Шутник попятился от Акуна. – Я ведь сам здесь… того, с господином встретиться должон. Постоялый двор это, и комнаты у них есть свободные.
– Я не рассердился, – сказал Акун и вернулся к Руменике.
В обеденном зале корчмы сидели за длинными дощатыми столами человек восемь, ужинали и пили горячий мед с пряностями, запах которого перебивал прочие запахи и ощущался даже не улице. Когда в зал вошла Руменика, разговоры смолкли. Девушка без смущения выдержала направленные на нее изучающие взгляды, прошла в угол и села за свободный стол. Несколько мгновений спустя вошел Акун.