Девятый конвой
Шрифт:
Бледные, окровавленные ополченцы выбирались на поверхность, выбрасывали пустые автоматы, презрительно щурились на солдат. А те злорадно ухмылялись, держали пальцы на спусковых крючках. Раненых, не способных передвигаться, хватали за шиворот, пинками отправляли на пустырь.
– Проше пана! – Сухой, как хворостина, солдат с водянистыми глазами сделал приглашающий жест.
Светлов, держась за стену, вышел из подвала. Его лицо было залито кровью. Он попал под обвал, кирпич ударил в незащищенную голову. Оборванный камуфляж висел клочьями. Сердце капитана
Он брезгливо покосился на худого вояку. Наемникам из Польши, воюющим на стороне Киева, никто не удивлялся. Светлов в прошлом месяце пристрелил двоих. Но были и поляки, сражающиеся на стороне ополченцев. Капитан знал нескольких, относился к ним настороженно, но видел, что воевали парни исправно – не за деньги, а за идею, в которой Светлов, хоть тресни, ничего не понимал.
Выживших ополченцев прикладами сгоняли на площадь, к ним же отправляли напуганных мирных жителей, извлеченных из подвала. Автоматчики окружили горстку пленных, выстраивали их в шеренгу, злорадствовали.
На площадь въехал пыльный джип в сопровождении пикапа, набитого вооруженной публикой. Из машины высадились рослый сутулый полковник с постным лицом и статный, хотя и немолодой субъект в камуфляже без знаков различия. Его нижнюю челюсть украшал хорошо заметный шрам.
При них был еще один тип, от которого за версту несло чем-то нездешним. На нем отглаженная форма с преобладанием серых тонов, надраенные армейские ботинки. Этот господин с короткой стрижкой на первый взгляд не носил при себе оружия – в отличие от остальных, имевших пистолеты. Он настороженно озирался по сторонам, что-то бросил на английском языке человеку со шрамом. Тот понял, о чем речь, сдержанно кивнул.
«Инструктор НАТО, – безошибочно определил Светлов. – Этой нечисти тоже стало как грязи. Должен же кто-то учить украинскую армию воевать?»
Человек со шрамом был ему незнаком, но, похоже, пользовался влиянием. Сутулого полковника он знал – командир «Дайнара» Михай Бутко, уроженец Волыни, жесткий человек, когда-то руководивший милицейским спецназом на своей родине. К нему подбежал офицер, вытянулся, старательно отдал честь, что-то бегло доложил. Полковник вальяжно выслушал его, кивнул, затем посмотрел на пленных, криво ухмыльнулся, что-то бросил подчиненному.
Светлов глубоко вздохнул, закрыл глаза. Согласно многочисленным свидетельствам, полковник Бутко пленных не брал.
Приближаться эта троица не стала, увлеклась разговором с командиром танковой роты. Натовский инструктор что-то спрашивал, человек со шрамом переводил, хотя определенно не был профессионалом по этой части.
– Красавцы! – с ухмылкой сказал сержант, озирая насупленных ополченцев. – Навоевались, террористы? Ну и все, хватит…
– Сам ты террорист, – проворчал хмурый ополченец с подбитым глазом.
– Что я слышу?! – удивился сержант, вкрадчивой поступью направился к тому человеку, который бросил эту реплику, остановился, не без удовольствия обозрел понурую фигуру. – А чего это мы в печали, боец, а? Настроение паскудное? День недостаточно солнечный? – Он заржал вместе со своими подчиненными, оттянул руку и смачно ударил ополченца по затылку.
Пленник в долгу не остался, плюнул сержанту в лицо. Тот отпрыгнул, его физиономия исказилась яростью. Он вскинул автомат и пробил ополченца короткой очередью. Бедняга вздрогнул и повалился в пыль. Загоготали каратели, которым очень понравилась такая вот сценка.
– Чего гогочете, придурки? – злобно проворчал сержант, утерся рукавом и принялся исподлобья озирать шеренгу безоружных людей. – Есть еще желающие отличиться?
– Что, хлопцы, вас уже освободили от уголовной ответственности? – процедил сквозь зубы Светлов.
– Ой, да кто бы говорил! – Сержант снова засмеялся и приблизился к очередной жертве, спокойно смотревшей ему в глаза. – Представьтесь, уважаемый. – Вы, кстати, не так уж не правы. Вот стою я перед вами, ватник драный, сепар непуганый, и чувствую себя немного богом! – Он чуть не смазал капитану по лицу, но сдержался, решил растянуть удовольствие. – Представьтесь, если вам не трудно.
– Да я же знаю его! – внезапно радушно сообщил военный со знаками различия старшего лейтенанта и засученными рукавами.
Он держался самоуверенно, хлопнул Светлова по плечу с такой силой, что тот чуть не упал.
– Андрюха! Светлов! Сколько лет, сколько зим! Ты как? Не узнаешь, что ли? Я Антоха Черненко, мы вместе учились в Днепровске. Помнишь, друзьями были неразлейвода? Ты у меня еще подружку увел – поматросил девчонку и бросил. Сколько же мы с тобой горилки выпили в самоволках! Я после окончания в Карпаты уехал танковой ротой рулить, а ты в Россию подался. Жил у тебя там кто-то, то ли мамка, то ли тетка.
– Помню тебя, Антоха, – буркнул Светлов. – Не поверишь, чертовски рад видеть.
– И я! – Черненко захохотал и заявил: – Прикинь, как интересно судьба распорядилась – ты за плохишей воюешь, а я за кибильчишей.
– Российский офицер? – спросил еще один военный с выправкой кадровика. – Похоже, в российской армии появился новый род войск – ополчение Донбасса?
– Террористы Донбасса, – поправил Черненко, подмигнул Светлову и заявил: – А ты молодец, дружбан! Очень даже неплохо воюешь. Смотри-ка, сколько наших положил!
Ополченцы злобно пыхтели, Светлов до боли сжимал зубы. Коронная фишка украинских вояк, особенно западенцев – измываться над безоружными. Сначала глумятся, потом бьют до потери пульса, пытают, мучают, а затем пускают в расход.
Военные выгоняли из подвала спрятавшихся гражданских – супружескую пару средних лет, подслеповато щурящегося однорукого старика, перепуганного подростка. Тот кинулся бежать, но боец «Дайнара» с возгласом вратаря, поймавшего мяч, выставил ногу, и мальчишка покатился и заорал от боли. Он, похоже, сломал лодыжку. Его схватили за шиворот и швырнули в общую кучу.