Действо на планете Иан
Шрифт:
— Идиоты, зачем им межзвездный корабль? — ворчал Эрик вслух. — С таким же успехом можно таращиться на паровой локомотив! Даже куда как интересней, потому что идиотские штуковины вроде этого корабля все время шастают вокруг!
В конце концов он, кажется, нашел то, что искал. Десяток раз пришлось спрашивать дорогу; часть пути он прошел по основному, ианскому району города, где стояли небольшие яйцевидные конструкции с плоскими, частично открытыми крышами. Двери были распахнуты настежь — по всей видимости, обитатели ушли к кораблю. Затем Эрик совершил очередной подъем. Сумка оттягивала плечо, но здесь не было ни движущихся тротуаров,
А вот и дом, который, судя по объяснениям, должен быть жилищем управляющего Чевски. Дом побольше, чем другие; обширный балкон; у двери — обычный звонок с переговорником. Эрик нажал на контакт и произнес фамилию хозяина.
Через некоторое время из дома донесся крик: «Сид! Проклятие, подойди ответь!» Однако «Сид» не появился, и Эрик снова нажал пластинку. Снова крики, затем на балкон выплыл, завязывая халат, крупный мужчина с всклокоченными волосами и красными глазами. Он озирался, щурясь так, словно сильно перебрал накануне. Эрик опытным глазом определил, что у толстяка именно алкогольное похмелье, а не абстиненция после какого-нибудь экзотического наркотика. С едва заметным презрением он спросил:
— Вы управляющий Чевски?
— Да, будь я проклят! — Толстяк протер глаза. — Куда, черт возьми, подевалась моя жена? И все… где же все? — добавил он, очевидно, только сейчас заметив, что улица пуста.
— Они все с ума посходили. — Эрик пожал плечами. — Повалили из города смотреть на какой-то чертов межзвездный корабль… если это корабль. Так вот, я — Эрик Свитра и хочу…
— Какой корабль? — прервал его Чевски.
— Не знаю! — резко ответил Эрик. Положительно, его раздражала эта планета. Потом он подумал, что было бы глупо с самого начала испортить отношения с местным начальством, с управляющим. Даже очень глупо: людей, занимающихся наркотиками, далеко не везде принимают радушно. — Нет, кажется, знаю. Кто-то сказал, кто-то из тех, у кого я спрашивал дорогу, что тут на небе было целое представление, а потом появился этот корабль, понимаете? Его владелец, кажется… Карт? Нет, Чарт. Что-то в этом роде.
С полминуты Чевски смотрел на Эрика с такой яростью, что тот невольно отступил на шаг. Затем толстяк вдруг исчез и захлопнул двери.
— Эй! — крикнул Эрик. И еще раз. — Эй! Ответа не последовало.
— А провались ты… — сказал он наконец, снова взвалил на плечи свой багаж и направился сам не зная куда. — Чем скорее выберусь с этой сумасшедшей планеты, тем» лучше…
Но как выбираться-то? Пока он не совершит какого-то открытия — возможно, касающегося этой самой штуки, именуемой шейашрим, которую используют туземцы… Ему, хоть умри, не заплатить за «программирование», за то, чтобы ему под гипнозом дали указания, как совершить путешествие через Врата на другую, более перспективную планету. Не такую безумную.
— Лучше бы я сюда и носа не совал, — сообщил он теплому весеннему ветерку.
Сверх всего прочего, он был голоден, и у него болели натруженные ноги.
VI
Где же выход? Связаться с Землей и силой удалить непрошеный корабль Чарта? Этот вопрос неотступно бился в мозгу Лема, пока он с трудом, кряхтя, взбирался на откос, откуда был хорошо
Даже если эта идея осуществима, зрелище масштабной полицейской акции, без сомнения, решительно изменит представления ианцев о человечестве. А для того, чтобы насильно выдворить гигантский корабль, потребуется именно масштабная акция. Туземцы испытывали холодное уважение — возможно, необоснованное — к этим едва цивилизованным существам, людям. Пусть это уважение основывалось на материальных достижениях Земли, но такая ситуация была все же лучше любой другой.
С другой стороны, деятельность Чарта также может повлечь за собой губительные последствия, причем гораздо менее предсказуемые…
Что же, какие-то перемены, очевидно, неизбежны. Жизнь в колонии была иной, нежели бытие на других, «человеческих» планетах — она была квазипасторальной, почти идиллической. Однако даже такое соприкосновение с людьми серьезно навредило ианскому обществу. Эти несчастные «обезьянки»… Лем с неудовольствием произнес про себя это слово, хотя и знал, что в худшем случае оно выражает покровительственное отношение, поскольку едва ли кто из обитателей колонии видел настоящую обезьяну хотя бы раз в жизни. Так вот, «обезьянки» были просто самым заметным симптомом.
Однако в том-то и заключалась суть проблемы. Когда земляне открыли Иан, у них, по крайней мере, имелась некоторая информация, почерпнутая из контактов с неземным разумом. Хотя и не было обнаружено других рас, совершающих космические полеты, Земля встретила семь цивилизаций, общение с которыми было возможно. Существовала даже убедительная теория, объяснявшая, почему все эти разумные существа — непременно двуногие, двуполые и двуглазые. Сверх того, земляне отыскали и негуманоидов; предполагалось, что эти существа разумны — на свой особый лад, но лишь время и длительные упорные исследования покажут, справедливы ли такие предположения.
В некотором роде ианцам повезло. Невероятное сходство с людьми спасло жителей Иана от того, чтобы их превратили в экспонаты зоопарков или в лабораторных животных. Знания о других расах для человечества собирали исследователи — например, те, которых посылали Кузины, династия деспотов, свергнутая Чартом на Хайраксе. Эти исследователи не отвечали ни перед кем, кроме своих начальников, и добытые ими знания были результатом киднэппинга (так называемая «случайная выборка»), психологических истязаний («изучение реакции на стресс») и отравлений («исследование обмена веществ»).
Но затем, когда обнаружилось, что люди и ианцы могут заниматься любовью друг с другом…
Да, с этим невероятным фактом пришлось считаться. Сверх того, ианцы были в высшей степени миролюбивы. Но — вопреки всему — упорно продолжали практиковать свои опустошительные шримашеи, контролируя таким образом численность населения — грубый, слепой, насильственный способ контроля! И если кто-то собирался постичь это с помощью разума, ему следовало прибегнуть не к научным теориям и не к формулам, а к таким понятиям, как «сакральный» и «табу». К тому, чего трудно было бы ожидать от цивилизованной расы.