Дезертир
Шрифт:
Тот согнулся и прохрипел:
– Я же не причитал...
– Погоди, Тит, – остановил центуриона Лидон, – успеешь кулаками помахать. Это вожак?
– Он самый.
– Вряд ли киликиец, – поделился наблюдениями корникуларий, – в тех краях говорят на "александрийском" диалекте, да еще часто сдабривают речь словечками азиатов. А этот говорит, как коренной афинянин.
– Ишь, ты, – восхитился центурион, – всегда поражался, как это ловко у тебя выходит.
Когда Аристид продышался и выпрямился, корникуларий подошел к нему и заглянул в глаза. Смотрел долго, не говоря ни слова. Аристид не выдержал, попытался отвести взгляд, но столкнулся с испепеляющим взором Дециана. Лидон усмехнулся и посмотрел на второго пленника.
В отличие от Аристида, державшегося с показной бравадой, Квинт стоял с каменным лицом и смотрел прямо перед собой, казалось, не замечая никого и ничего вокруг. Лидон некоторое время изучающе рассматривал и его. Затем спросил Дециана:
– Как ты думаешь, какого роду-племени этот человек?
– Фракиец, – пожал плечами Дециан, – или далмат, или...
– Это потому что он так одет? – усмехнулся Лидон, – боюсь огорчить тебя, друг Тит, но нацепить эти тряпки мог кто угодно. Кстати, с вожаком все понятно, а этого ты зачем притащил?
– Они часто пытались переговариваться. Да и вообще, фракиец время от времени чего-то бормотал. Я подумал, разговорчивого легче колоть.
– Правильно подумал. На каком языке бормотал-то?
– Я не вслушивался.
Лидон приблизился вплотную к пленнику и спросил:
– Говоришь по-гречески?
Тот и бровью не повел.
Лидон усмехнулся и задал следующий вопрос:
– Квис селб?
"Фракиец" вздрогнул, его взгляд заметался было, но быстро успокоился. Опять ничего не сказал.
Лидон терпеливо ждал, слегка улыбаясь.
– Что ты его спросил? – влез Дециан.
– Кто он такой.
– Ты знаешь их язык? – удивился центурион.
– Забыл разве? Я же родился в Брундизии, а там всегда полно купцов из Иллирии. Мои первые судебные тяжбы касались торговых споров.
Лидон улыбнулся Квинту еще шире.
– Ты ведь далмат, верно?
Квинт медленно, словно через силу, кивнул.
– Далмат, – повторил Лидон, – совсем не обязательно пират, обычный моряк или купец. Купец? Терг?
Квинт снова кивнул.
– Отлично, – сказал Лидон, вернулся к своему столу и опять уселся на край, – итак, что имеем: эллин с правильным афинским выговором и некто, выдающий себя за купца-далмата, но таковым не являющийся.
– С чего ты взял? – удивился центурион.
– С того, дорогой Тит, что на языке далматов вопрос "кто таков" звучит иначе. "Кос селбой". Купец – "тертигио", а вовсе не "терг". Ты никакой не далмат, парень, – удовлетворенно заявил Лидон, – я с тобой на языке западных фракийцев говорил. Видишь ли, я его тоже немного знаю. Совсем немного, но пока хватало. А ты ведь понял меня? Вижу, понял, глаза забегали. Я еще пару языков знаю. Так, лучше-хуже. По крайней мере, услышав их, опознаю. Это к тому, чтобы ты больше ничего не сочинял.
Он помолчал немного, провел языком по зубам.
– Значит, так. Утро вечера мудренее. Разговаривать мы будем завтра. Тит, посади их отдельно друг от друга. Пусть пока подумают.
– Хорошо.
– Да, – сказал вдруг Лидон, – какое-то неполноценное знакомство у нас вышло. Меня зовут Тиберий Лидон. Теперь назовитесь вы.
Аристид мрачно посмотрел на Квинта. Ни тот, ни другой называться не спешили.
– Выполнять, что велено! – взрычал, уставший ждать Дециан.
– К чему тебе мое имя? – буркнул Аристид, – оно никому не известно. Все мои люди и многие другие знают меня под прозванием Эномай [7] .
7
Эномай, Ойномаос – в имени присутствует корень "ойнос" – "вино". Кроме того оно созвучно со словом "ойноменос" – "пьяный".
– "Дурное вино", – перевел Лидон и улыбнулся, – пьяница, значит. Хорошо. Теперь ты, фракиец.
Квинт молчал.
– Не испытывай мое терпение, – беззлобно и как-то даже мягко предупредил Лидон.
Квинт молчал. Он не видел Лидона. Перед глазами пелена. Мутное пятно, постепенно приобретающее очертания человеческого лица. Глаза – два бездонных озера. Светлые волосы заплетены в длинную тугую косу. Несколько смешных веснушек на носу. Он лежал на теплых шкурах, а девушка сидела рядом, наклонившись над ним. Длинная прядь свисала с ее виска, касалась его щеки.
"Мое имя – Берза. Это... Не знаю, как будет по-эллински. Это такое дерево с белой корой".
"Бетула?"
"Что?"
"Бетула, береза. Так на моем языке".
"Красиво звучит".
"Можно звать тебя так? Тебе подходит".
"Нет, не надо. Я не хочу, чтобы меня звали на языке римлян".
"Почему?"
"Они – враги".
"Я – римлянин. Зачем же ты спасла врага?"
"Я не знаю... Но ты все равно не зови".
"Хорошо, не буду. Берза..."
"А как тебя зовут люди?"
"Квинт".
"Тоже красиво звучит. Что это означает?"
"Пятый".
"Ты пятый сын у своего отца?"
"Нет... То есть когда-то давно так и назвали детей, но теперь об этом не задумываются. Меня назвали в честь брата отца. А его в честь деда и так далее".
"Квинт... Нет, я буду звать тебя иначе".
"Как?"
Она задумалась.
"Добрый волк нашел тебя. Наверное, боги как-то связали вас. Я буду звать тебя..."
Квинт покосился на Аристида, потом по очереди посмотрел на обоих римлян и сказал:
– Называй меня – Спартак.
Часть первая. Подозрительные лица
1
Он родился в Брундизии. Этот портовый город, присоединенный к Республике в конце первой войны с пунами, несмотря на все свое огромное стратегическое значение, до сих пор не получил статус гражданской колонии, то есть жители его римскими гражданами не являлись. Однако отец Тиберия приехал сюда из Пицена, он состоял в Велинской трибе и потому сын его унаследовал все права, которые имел любой римлянин из Рима.