Диагноз
Шрифт:
Это была правда. Он не верил ни одному слову из россказней друзей и сослуживцев.
Психиатр кивнул.
— Расскажите мне поподробнее о своей работе. — Теперь доктор Крипке писал очень быстро. — Не было ли у вас проблем с отрицательными для вас последствиями, столкновений или конфликтов с коллегами?
— Нет.
Часы показывали девять сорок четыре. Время визита к психиатру практически вышло.
— Вам нравится ваша работа?
Билл задумался.
— Я хорошо справляюсь со своими обязанностями, — медленно произнес он.
Психиатр произнес что-то неслышное. Потом добавил:
— Вы испытываете
— Нет. — Ответ прозвучал слишком быстро. Билл солгал. Как это ни забавно, но он почувствовал вину. Отчего он, собственно говоря, должен чувствовать себя виноватым?
Психиатр отложил ручку и выжидающе посмотрел на Билла.
— Да, я испытываю такой гнев.
— На кого?
— Не могу ответить на этот вопрос.
— Ага, — протянул психиатр, поднял голову и кивнул. — Нам придется вернуться к этой проблеме. Скажите, что вы делаете, когда злитесь или сердитесь?
В ответ Билл только пожал плечами.
Было девять сорок восемь.
— Наше время истекло, — сказал доктор Крипке и положил ручку на блокнот. — Но нас прервали. Я бы хотел высказать вам некоторые мои впечатления, просто несколько предварительных замечаний.
Билл страшно хотел уйти, но вдруг понял, что буквально сгорает от желания услышать анализ психиатра. Он встал, потом снова сел.
Доктор Крипке внимательно посмотрел на дверь приемной, словно пытаясь пронзить ее взглядом и увидеть пациента, ждущего своей очереди.
— Могу наскоро сказать вам несколько слов по этому поводу, — спокойно произнес врач, — хотя я пока довольно плохо вас знаю. Вы испытываете гнев, это ясно. Вы несколько подавлены, то есть чувствуете фрустрацию, которая накапливалась в вас многие годы. По каким-то причинам вы не желаете много говорить о своей работе, значит, с ней у вас связана определенная тревожность. Вероятно, вы испытываете стресс. Вообще в нашей жизни довольно много стресса. Но к стрессу можно адаптироваться, и нам всем приходится это делать. Человек обладает удивительной приспособляемостью. Нам надо будет разработать стратегию вашей индивидуальной адаптации к стрессу. Что касается гнева, то в каждом конкретном случае он находит способ проявиться. У некоторых людей развивается понос, некоторые начинают страдать головной болью. Возможно, вы вложили свой гнев в онемение. Интересно, что у вас развился симптом, который в наибольшей степени мешает вам именно работать.
— Так вы думаете, что причина моего заболевания чисто ментальная? — спросил Билл, понимая, что беседа закончена. — Вы думаете, что онемение обусловлено психическими причинами?
Кто-то торопливо постучал в дверь. Стук был похож на стук дятла. Девять пятьдесят пять. Прием должен был закончиться десять минут назад. Психиатр поднялся и с глупой улыбкой предложил Биллу покинуть кабинет другим путем, через среднюю дверь.
— То, что вы описали, звучит как довольно сложная проблема, мистер Чалмерс. Мне кажется, что мы затронули лишь верхушку айсберга.
Он торопливо написал что-то на листке бумаги и вручил его Биллу:
— Давайте начнем лекарственное лечение вашего онемения. Через две недели посмотрим, удастся ли нам добиться улучшения.
Билл тупо уставился на рецепт.
— Через две недели? Может быть, мне стоит прийти к вам раньше?
— Это может оказаться полезным, — мягко ответил Крипке, вежливо выпроваживая Билла из кабинета. — Если хотите, можете позвонить мне завтра, и мы обсудим дату следующего визита.
ФРАНЦУЗ ФОТОГРАФ
Билл сидел в офисе с семи часов утра, работая с кипами документов и мрачно размышляя о Крипке с его раздражающе вкрадчивым голосом. Что он знает, этот Крипке, о событиях в мире? Крипке спрятался в своем доме, как в скорлупе, со своими фальшивыми водопадами и детскими леденцами. Итак, Билл рассержен. Поистине великое заключение, достойное такого замечательного психиатра. Билл посмотрел на компьютерный экран. Подсказки мелькали на светящейся поверхности монитора, словно африканские муравьи, готовые ворваться в долину, муравьи, одержимые голодом, пожирающие все на своем пути, пожирающие его руки на клавиатуре, его тело, стол, сам компьютер и оставляющие за собой только объеденные до белизны кости. Он превратился в корм для муравьев. Он отстал на недели. Он стал печатать с черепашьей скоростью. Медленно соображать. Медленно. Билл ударил онемевшей рукой по столу. Он должен адаптироваться, приспособиться, найти объект приложения своему гневу. Разве не в этом убеждал его добрый доктор? Он снова стукнул рукой по столу и стал удивленно смотреть, как кожа становится сначала белой, а потом красной. Сам он превратился в жаркий, стекающий каплями пот. Офис закипал. Настоящая погода для муравьев. Билл сорвал с себя пиджак и не глядя швырнул его туда, где стоял стул.
Эми принесла новую пачку документов. Что, уже девять? Еще документы? Он едва не накричал на секретаря.
— Что-то не так, мистер Чалмерс? — спросила Эми, и ее нежное личико затуманилось.
— Нет, все нормально.
Эми остановилась в дверях и улыбнулась:
— Моя мать в воскресенье выходит замуж.
Билл мысленно повторил эти слова, потом посмотрел на секретаршу, стоявшую в дверном проеме.
— Эми? — вопросительно произнес он.
— Моя мать снова выходит замуж. Она счастлива, счастлива впервые за последние семь лет.
— Это замечательно.
Какая очаровательная молодая женщина, подумал Билл. Подумать только, он чуть не накричал на нее. Нет, надо держать себя в руках.
— Я почему-то очень хотела вам об этом сказать, — проговорила Эми со смущенным видом. — Что-то не так, мистер Чалмерс?
— Нет, все так. Значит, ваша мама снова выходит замуж? — Он вымученно улыбнулся. Несомненно, Эми знает, что он отстал по работе, но это милая молодая женщина, которая изо всех сил старалась никого не обременять своими проблемами с тех пор, как Дженкинс взял ее на работу прямо со школьной скамьи. Может, стоит поговорить с Эми? Она должна его понять.
— Фотограф из «Трансэкшн» готов, мистер Чалмерс, — сказала Эми. — Он хочет, чтобы все собрались прямо сейчас.
— Сколько времени это займет?
— Он не сказал.
Вздохнув, Билл надел пиджак и направился к столу секретариата, где несколько его коллег уже мерили шагами ворсистый бургундский ковер. Фотограф и его помощник возились с камерами, отражателями и треногами.
— Я не хочу фотографироваться, — гремел Джордж Митракис, сидевший в безрукавке на софе стиля «Королевы Анны». Его потное лицо было красным от жары. — У нас сейчас масса проблем, — не унимался Митракис. — Приходите завтра.