Диамант
Шрифт:
— Корабль господина Алла Фа, — закончил за него фразу Вадим.
Он помолчал немного, словно что-то обдумывая.
— А если объявить турнир? — неожиданно предложил Вадим.
— Ага, — хмыкнул Виталик скептически, — покерный клуб официально зарегистрировать и дать об этом объявления в газетах. Во всех, — добавил он язвительно.
— Вот теперь ты дурак.
Вадим засвистел, забил в ладоши, поддерживая молодую танцовщицу, появившуюся на сцене. Он специально не стал ничего добавлять — пусть Виталий сам подумает.
— И почему
— Сарафанное радио сработает гораздо лучше и быстрее твоих газет, — помешав трубочкой коктейль в высоком стакане, сказал Вадим. — Думаю вот только, какой объявить взнос на турнир, чтобы привлечь настоящих игроков и при этом отпугнуть таких, как Мила с Жанной. А корабль вполне подходящее место. Почему бы нет?
— Про мамочку не скажу, не играл с ней в карты, если не считать тот последний проигрыш на яхте, но госпожа Триш не из тех, кто отступает, — усмехнулся Виталик.
Он тоже взял в руку бокал с коньяком, повращал его, но и так и не пригубил.
— Ты сталкивался с ней раньше? — удивился Вадим.
— Да как сказать? — улыбнулся Виталик. — Тогда я несколько по-иному выглядел, да и она была помоложе.
— Так сколько тебе лет? — нахмурился Вадим. — Я бы не дал больше двадцати с небольшим.
— И не надо, — продолжил улыбаться Виталик. — Вполне устраивает, что все держат меня за лоха…
Он провел рукой по своему подбородку, на котором, как у юнца практически не было растительности — это тоже досталось ему вместе с новым лицом, точнее сделали за солидные деньги.
— А ты не лох? — Вадим поднял бокал и сквозь него посмотрел на своего собеседника.
— Почему же? Лох… — снова улыбнулся Виталик. — Так я пошел объявление о турнире готовить? А с госпожи Триш и начну…
Он встал из-за столика, подошел к сцене, чтобы зацепить купюру девочке за резинку чулка — пусть видят, что он отдыхает. А Вадим из тех ста баксов, что он оставил на столике, рассчитается за его коньяк.
Тамара Павловна вернулась, спустя неделю после последнего ее разговора с Виталием. Прямо с вокзала, не заходя домой, она отправилась к нему — сначала дела, все остальное потом. Пока Виталик не пришел с работы, она привычно убралась в его квартире, приготовила ужин.
— Как я рад вас видеть! — закричал Виталик с порога.
Его острый нюх определил еще на лестничной площадке, что домработница наконец дожидается его с новостями — так могли пахнуть только ее «Восточные» пироги.
— Я тоже.
Тамара Павловна вышла в коридор из кухни и с улыбкой посмотрела на Виталика.
— Я сейчас, — он кинулся в ванную, чтобы вымыть руки, а затем за чаем с пирогами выслушать доклад женщины.
Виталик не торопил ее, ждал — видел по ее лицу, что той есть, что сказать.
— Неважно, что вы хотели, важно, что получилось, — это можно сказать о Танечке Печкиной и Лизоньке Фроловой, — начала свой монолог Тамара Павловна, — и подобной истории теперь хватило не на один сериал, между прочим, будь я сценаристом.
Виталик молчал, даже не пытаясь вставить слово, он откусывал пирожок, тщательно пережевывал и запивал чаем с лимоном.
— И тут случайно врываюсь я в здание с мирными жителями и… взрываю его. А оттуда осы. И что хочется сказать? Я же не хотела, честное слово! Я тут вообще-то мир спасаю! Ну, или все лишь одного ребенка.
Тамара Павловна замолчала, словно собираясь с мыслями, но Виталик видел, что всю эту театральную речь она подготовила уже давно, еще сидя на полке в поезде.
— Никого не волнуют намерения, о чем бы ни шла речь. Будут судить по результатам. И мирные, казалось бы, намерения вовсе не извиняют тех гадостей, которые могут неожиданно вывалиться следом. Это, так сказать, присказка, а сказка… началась не в Энске, где якобы родилась Танечка, а совершенно в другом городе. Энск — городок небольшой. Один ЗАГС, один роддом. Все друг друга знают, или почти все. Суть не в этом. Труда не составляло, имея твои деньги, прости за траты… — Тамара Павловна выразительно взглянула на Виталия, который невозмутимо поглощал ее пироги, — не подмажешь — не поедешь. Так вот по справке из роддома Танечка родилась именно в этом городе, но появилась на свет не в стенах лечебного учреждения, а дома…
— Как это так? — удивился Виталик.
— Обыкновенно как, — продолжила Тамара Павловна. — Родилась, а уже позже приехал врач и зафиксировал факт ее рождения, выдав справку по форме роддома. Ребенка же следовало зарегистрировать. Но… — она снова замолчала и взглянула на Виталия, ожидая его реакции.
— Но ребенка не зарегистрировали, — произнес тот, оторвавшись от чая.
— Зарегистрировали, — покачала головой Тамара Павловна, — но не в Энском ЗАГСЕ, как положено, а здесь, по прописке Танечкиных отца и матери.
Виталик непонимающе уставился на свою домработницу. Это он и так знал. Это следовало из тех архивных документов, копии которых он передавал Тамаре Павловне перед ее отъездом. Не за этим он отправлял бывшего опера в город Энск. Решив дослушать отчет до конца, Виталик не стал перебивать Тамару Павловну и задавать ей глупые вопросы.
— Я разыскала врача, который зафиксировал факт рождения ребенка, — продолжила женщина. — Она оказалась еще жива. Повезло. Лет-то сколько прошло.
— Всего-то тридцать, — фыркнул Виталик.
— Ну, — неопределенно протянула Тамара Павловна, — если учесть, что роженице на тот момент было сорок восемь, а принявшей роды врачу столько же, то можно считать большой удачей, что она была еще жива.
— Сколько лет было Татьяниной матери, когда она родила? — опешил Виталик.
— Этот факт тоже сильно меня заинтересовал, — ответила рассказчица. — Еще будучи здесь, то есть до отъезда навела справки и выяснила, что, находясь в столь преклонном возрасте для первородящей, та не стояла на учете ни в одном лечебном учреждении города. Так-то…