Дикие гуси
Шрифт:
Тачка им моя, оказывается, понадобилась на двадцать минут. Тот, с пистолетом, спрашивает, есть ли у меня часы — время сверить, чтоб все точно было. А моя «Ракета» старенькая — как раз в ремонте у часовщика. Вынимает тогда тот, что на заднем сиденье обосновался, из кармана массивные такие котлы с браслетом — на, мол, заводи и выставляй время по нашим. Я тогда еще вежливее спрашиваю, на кой черт им точное время, если они машину могут на сколько хочешь взять, а я и не вякну против их ствола. Тот, с пистолетом, посоветовал мне не умничать, а делать, что говорят, они люди честные и обманывать не собираются: сказали — на двадцать минут — значит, через двадцать и пригонят машину. Выставляю я время на этих часах и чувствую: золото натуральное в руках держу, и часы, и браслет из чистейшего золота — можете поверить, таксисты в таких делах маху не дают.
Ну, после того,
Молчит и сигарету смалит. Ну и хрен с тобой, буду и я молчать! Промолчали мы так десять минут, затем двадцать, а потом я ей и говорю: нетути твоих дружков и объявятся они где-то с первыми ласточками. А она мне в ответ лишь одно слово: приедут! Тогда давай договор исполнять! Опять молчит. Потрогал я ее за разные места — молчит. Полез поглубже — ни звука. Ну, я мужик или кто? Постелил свой куртофан на лавочку в скверике, завалил ее туда и отходил по всему ритуалу. Поднялась она после всего, отошла на видное место и опять за сигарету…
Только через час они приехали. Вежливо так извинились за опоздание, и к ней — этой подруге: ну как он, использовал данную возможность? А она глянула на меня такими холоднющими глазами, что у меня сразу давление упало, и цедит сквозь зубы: быдло! Тут ко мне подваливает тот, с пушкой, я снимаю часы, подаю ему, а он: оставь себе их в счет компенсации за просроченное время. Ну я ему и брякнул, что уже компенсировал его, а он посмотрел на меня, потом на эту деваху — это, говорит, моральное вознаграждение, а материальное — эти часы. И ожерелье еще мне в руки сует — я глянул на него и сразу подумал, что если это бриллианты, то значит, все мне снится. Впоследствии оказалось — точно, бриллианты… В общем, они попрощались и ушли в темноту, а я в другую сторону рванул на полном газу. Припоздал, конечно, в парк, выручку утром пришлось сдавать, но машину в бокс загнал и на дежурный трамвай успел.
На следующий день слух по городу пошел: из фирмы, торгующей драгоценностями, смылся один из специалистов, прихватив с собой полный кейс с побрякушками. Объявили всесоюзный розыск на него и возможных подельников. Ну, мне оно как-то — мимо ушей, мало ли их, бегунов, в наше время?
Часы и ожерелье в бардачок пока забросил — пусть лежат до лучших времен, а сам езжу-колесю на своей тачке по городу. И, как назло, ни одной шабашки «на дальняк». Только через дня три чую: смердеть моя машина начала — ну чистый покойник! Долго салон обыскивал, пока в багажник не заглянул. А там толстяк какой-то лежит, весь уже позеленел и распух: жарища-то на улице адская! Тут друзья-таксисты подскочили, кто-то в ментовку звякнул… Покойник тем самым «сбежавшим» специалистом и оказался. А часики и ожерелье — из его кейса… На суде меня и слушать никто не стал: покойничек — вот он, улики налицо. Правда, долго выбивали из меня остальные цацки, но, не добившись ничего, оставили на потом.
А потом меня выкупили, прямо с этапа, и я попал в другую зону — Карабахскую. Но это уже другой базар!
Шнифт выбил из пачки «Приму» и жадно затянулся.
— А что же с той девушкой — с четвертого курса, на которой ты жениться собирался? — Инеску, кроме Толиковой, заинтересовала и женская судьба.
— А это ты у моего лучшего корефана спроси! — кивнул Шнифт на Батона. — Я уже в то время на зоне был и всех подробностей не знаю. Знаю только одно: из-за нее он и сел на нары!
— Что? — ахнула женская половина в один голос…
Глава 8
Колбасный сейф
— То, что слышали! — ухмыльнулся Батон, — Мы с Толяном дружим еще со школы: квартиры наши в одном подъезде, с шестого класса — за одной партой, в восьмом — втрескались в одну и ту же девчонку и почистили друг другу зубы кулаками. Но она нас быстро примирила: из девятого класса прямиком выскочила замуж за представителя французской фирмы и укатила во Францию! Тогда мы переключились на футбол и по выходе из школы имели каждый по кандидату в мастера спорта, а Толик — в придачу еще и варикозное расширение вен на левой ноге. Ну, я после ушел в штангисты: очень мне «качки» пришлись по душе, а Толик пошел слесарить в таксопарк и через несколько лет сел за баранку. Я к тому времени уже выступал за сборную края — соревнования, олимпиады, поездки по России… Один раз даже в Румынии побывал. За всеми этими хлопотами было уже, конечно, не до шастанья по дискотекам и чужим садам да огородам, но встречались частенько — за бутылочкой «сухаря» в каком-нибудь уютном кафе. А потом ему и вовсе не до меня стало: появилась эта длинноногая Янка, не то польская русачка, не то обрусевшая полячка, но красивая, зараза! А познакомились они классно… Рассказать? — обернулся Батон к Шнифту. Тот кивнул — валяй, мол!
— Это случилось, опять же, вечером. Я «качался» с товарищами по команде в нашем клубе перед ответственным выступлением в Минске, а Толик развозил пассажиров по всяким злачным местам города: пятница была, и многих съедал соблазн «оттянуться» перед выходными. У него этот день считался шабашным: клиенты платили, глядя не на счетчик, а на сотрудниц, которых «сняли» в конце укороченного рабочего дня. А может, рисовались перед ними! В общем, проезжал Толик мимо одной престижной кафешки, вдруг из нее вываливается компания: двое грузин под ручки тянут симпатичную длинноногую девчонку — пьяную вдрабадан, — а она, хоть и упирается, но довольно-таки безвольно: куда ей против двух здоровых мужиков! Увидали эти грузины тачку и машут Толику: давай, мол, шеф, подгребай! Тот подъехал. Запихнули они девицу на заднее сиденье и суют ему сто штук — кати за город, на природу! А та дурочка — пьянь-пьянью, но когда услышала про «природу», забрыкалась, что твоя скаковая лошадь перед стартом.
Толик и говорит тем грузинам: нехорошо девушку против ее воли тащить в кусты! А те смеются: какие кусты, дорогой! Мы ее за город на дачу отвезем — пусть проспится. а то муж дома заругает! А один из них еще одним стольником пытается ему пасть заткнуть — вези, мол, твои бабки — наша деваха! А эта деваха в салоне вообще дошла: бормочет что-то несуразное, руки и ноги обмякли, — в общем, почти в отключке. Взял Толян этот стольник и говорит им: спасибо, ребятки, домчу, куда прикажете, но сперва заедем ко мне домой — масла в двигатель надо подлить, — и показывает на приборную доску. А у него датчик масла барахлил — лампочка красная постоянно горела. Ну, те и поверили: давай, говорят, только по-быстрому. Здорово уверовали в силу своих кошельков! Толян их подвез прямиком к нашему клубу. Влетает белый как простыня: «Ребята, там двое „черных“ нашу девчонку собираются насиловать!» Вся команда выскочила, и к такси. Те двое, видя, в какое «масло» влезли, повытаскивали шпалеры. Зря, конечно: им потом месяца четыре переломы залечивали. В общем, их «скорая» забрала, а пистолеты мы в милицию сдали — чин чинарем! А потом смотрим — девчонке тоже больничка не помешает: глаза стекленеть начали, и пульс еле прощупывается. Как потом узнали — клофелину ей эти сволочи в шампанское капнули. Толик оставил ее там, оставил и свой адрес, а сумочку шикарную, с которой ее в машину затащили, с собой забрал: в больнице тоже всякие казусы случаются!..
Через полмесяца только Янка пришла к нему домой — за сумочкой, а заодно, поблагодарить: еле отходили ее тогда в реанимационке. И еще поинтересовалась, кто это ей передачи подбрасывал: конфеты там, апельсины-мандарины всякие… Толик сделал, конечно, непонимающую рожу… Короче, хорошие у них отношения наладились — любовные, можно сказать. Я уже шикарный костюмчик себе к их свадьбе присмотрел: кто же, кроме меня, дружком будет, — и вдруг — шлеп все к едрене фене! — Толика сажают! За ту самую историю, которую он мне и Янке рассказал сразу же на другое утро, опустив, естественно, одну подробность! А тут — на тебе! — труп в зеленом чемодане — знаете, наверное, это кино про Фантомаса. Ну ясно же, что эти козлы взяли тачку, подвезли на ней ювелира ночью к фирме, тот отключил сигнализацию и набрал чемодан красивых побрякушек. После этого они его хлопнули, загрузили в Толиков багажник и, пока милиция искала ювелира, спокойно смотались… да с таким капиталом и за рубеж не страшно! Нам-то с Янкой ясно, а вот остальным нет: по всему выходило — улики против Толика! Да и какому УГРО хочется заиметь такого «висяка»? Вот и влупили ему на всю катушку!
Янка ревела — страсть! Даже рвалась за ним на зону, вроде жены декабриста! Клялась, конечно, в верности, ну, не до самого гроба, но до скончания срока — это точно! А письма в лагерь ему слала такие, что даже видавшие виды цензоры из зоны по ночам ворочались с боку на бок и тяжко вздыхали! Потом поутихла, а когда я после трехмесячных скитаний со штангой по России вернулся домой, не отвечала даже на телефонные звонки: услышав мой голос, бросала трубку. Интересное кино. Тогда я беру тачку напрокат и подкатываю к ее квартире.