Дикие лошади
Шрифт:
– Сцена, которую мы делаем завтра, ключевая, верно?
– Одна из сцен, – кивнул я.
– Человек обвиняется, он расстроен, сердит, потому что ни в чем не виноват.
– Да.
– Ага. А наш друг Говард Тайлер крутит мне мозги.
Акцент Нэша Рурка, акцент образованного американца, с намеком на бостонское происхождение, не совсем соответствовал образу британского аристократа, тренера на скачках, которого он должен был изображать, – незначительная деталь почти для всех, включая меня, но исключая (что неудивительно)
– Говард хочет поменять манеру, в которой я выговариваю слова, и чтобы я играл всю сцену задушенным шепотом.
– Он так сказал? – переспросил я. Нэш пожал плечами, частично отрицая.
– Он хочет того, что называют «застывшей верхней губой».
– А вы?
– Этот парень должен орать, во имя Господа. Он – человек с большой властью – обвинен в убийстве жены, верно?
– Верно.
– Которого он не совершал. И он стоит лицом к лицу с толпой дубовых пней, которые задумали спихнуть его так или иначе, верно?
– Верно.
– А председатель женат на сестре его покойной жены, верно?
Я кивнул.
– Председатель, Сиббер, окончательно катится в пропасть. Мы решили это сегодня.
– То-то Говард плюется по поводу убийцы-придурка.
– Завтра здесь, – я обвел взмахом руки достоверный макет комнаты, – орите себе на здоровье.
Нэш улыбнулся.
– И еще вы должны будете вложить немало угрозы в тон своего ответа председателю Сибберу. Вы должны убедить членов Жокейского клуба и зрителей, что у вас хватило бы душевных сил для убийства. Не будьте терпеливым и пассивным.
Нэш откинулся в кресле, расслабившись.
– Говард выплюнет свои кишки. От всех ваших новшеств его корчит.
– Я его успокою.
Нэш был одет, как и я, в свободные брюки, рубашку с открытым воротом и толстый широкий свитер. Он взял со стола сценарий, немного полистал его и задал вопрос:
– Насколько отличается полный сценарий от того, который я видел вначале?
– Там больше действия, больше резкости и намного больше неизвестности.
– Но мой персонаж – этот парень – он все-таки не убивал свою жену, правда?
– Не убивал. Но сомнения в этом будут оставаться до самого конца.
Нэш принял философский вид.
– О'Хара уговорил меня пойти на это, – сказал он. – Между проектами у меня было три свободных месяца. Заполните их, сказал он. Чудный маленький фильм о скачках. О'Хара знает – во всем, что касается лошадей, я младенец. Старый скандал из реальной жизни, описанный всемирно известным Говардом, о котором я, конечно, слышал. Престижное кино не кувырок через голову, говорил О'Хара. Режиссер? – спрашиваю я. Он молод, отвечает О'Хара. Вы не работали с ним прежде? Чертовски верно, не работал. Поверьте мне, говорит О'Хара.
– Поверьте мне, – произнес я.
Нэш одарил меня улыбкой, которой гордился бы аллигатор, одной из тех, с какими головорезы в вестернах отскакивают в сторону, уклоняясь от пуль.
– Завтра, – сказал я, – открытие основного сезона Английских Равнинных скачек.
– Знаю.
– В субботу будет Линкольнский заезд.
Нэш кивнул:
– В Донкастере. Где это – Донкастер?
– Семьдесят миль отсюда на север. Меньше часа на вертолете. Хотите попасть туда?
Нэш уставился на меня.
– Вы меня подкупаете!
– Конечно.
– Как насчет страховки?
– Я оговорил это с О'Харой.
– Черт побери! – воскликнул он.
Нэш внезапно вскочил в удивительно хорошем расположении духа и стал ходить вокруг стола.
– В сценарии сказано, – заметил он, – что я стою на коврике. Это и есть коврик – эта штука у открытого конца стола?
– Да. На самом деле это кусок ковра. Исторически было так, что обвиняемый по делу о Ньюмаркетских скачках стоял здесь, на ковре, и отсюда идет фраза «вызвать на ковер».
– Несчастные ублюдки.
Он стоял на ковре и негромко проговаривал текст, повторяя и запоминая слова, делая паузы и подбирая жесты, перенося вес с ноги на ногу словно в ярости, в конце концов вошел во внутреннее пространство стола-подковы и угрожающе наклонился над креслом Сиббера, обвинителя.
– И я ору, – сказал он.
– Да, – согласился я.
Он гневно пробормотал несколько фраз и вернулся на свое прежнее место рядом со мной.
– Что случилось с этими людьми в реальной жизни? – спросил он, садясь. – Говард клянется, что описал истинные события. О'Хара сказал мне, что вы уверены в обратном. Так что же случилось на самом деле? Я вздохнул.
– Говард строил догадки. И вдобавок не рисковал. Для начала: никто из людей, реально участвовавших в тех событиях, не назван в книге настоящим именем. И, честно говоря, я знаю не больше, чем кто-либо другой, потому что скандал произошел в этом городе двадцать шесть лет назад, когда мне было всего четыре года. Тренера, которого вы играете, зовут Джексон Уэллс. Его жена была найдена повешенной в одном из стойл конюшни, и многие думали, что это его рук дело. У жены был любовник. Сестра этой женщины была замужем за членом Жокейского клуба. Но это всем известные факты. Никто никогда не смог доказать, что Джексон Уэллс убил свою жену, и он клялся, что не делал этого.
– Говард сказал, что он все еще жив. Я кивнул.
– Скандал вынудил его покончить со скачками. Уэллс не смог доказать, что не убивал свою жену, и хотя Жокейский клуб не отнял у него лицензию, люди перестали присылать ему лошадей на обучение. Он продал свою должность и конюшню и купил ферму в Оксфордшире, кажется, и снова женился. Должно быть, ему сейчас около шестидесяти. С его стороны на все происходящее сейчас не последовало никакой реакции, хотя книга Говарда вышла уже больше года назад.