Дикий город
Шрифт:
Таким образом, если он разведется с ней — пятьдесят на пятьдесят. Если же она подаст на развод или «иным cnoco6ojvi сменит постоянное место жительства», то ей не полагалось ни цента, ибо те расходы, которые Майк понес в ходе их супружеской жизни, засчитывались как «полная доля причитавшейся ей собственности».
Впрочем, мысль о том, чтобы как-то откупиться от Джойс, ему даже в голову не приходила. Он и раньше не занимался подобными делами, и сейчас не собирался начинать, тем более в своем-то возрасте. Да и сама Джойс, с горечью думал Майк, тоже едва ли согласилась бы на половину наследства. Нет, эта дамочка явно нацелилась на
В конце концов он решил выдумать некоего «приятеля» и от его имени поделиться проблемой со старшим помощником шерифа, который фактически являлся шерифом и олицетворял собой власть во всем округе. Беседа получилась не особо обнадеживающая.
Шеф происходил из «старой семьи» жителей западного Техаса и звали его Лу Форд. Несмотря на то, что Лу почти всегда улыбался, Хэнлон считал его едва ли не самым говнистым и занудистым сукиным сыном из всех сукиных сынов, которых он когда-либо знал.
— Итак, что мы имеем, — чуть ли не нараспев проговорил Лу. — По вашим словам, жена этого парня что-то замышляет против него. Однако пока она ничего конкретного против него не совершила, и у него нет никаких доказательств того, что она что-то замышляет. Что же он может в этой ситуации сделать? Я правильно вас понял, мистер Хэнлон?
— Именно так.
Форд нахмурился, пожал плечами и с беспомощной улыбкой на лице покачал головой.
— Я хотел задать вам один вопрос, мистер Хэнлон. Как вы считаете, если волчица время от времени спаривается с псом, то сколько времени ей понадобится, чтобы в период течки прибежать к нему дождливым утром?
— А? Что-о-о! — взревел Хэнлон. — Да ты что, напыщенный чертов ублюдок?! Я... А ну постой! Вернись!
— Не раньше, чем возьму свой револьвер, — ответил Лу, направляясь к двери. — Обычно я хожу без оружия.
— Револьвер? Но... но...
— Или вы, может, возьмете назад свои слова насчет ублюдка? Очень бы советовал вам сделать это, а то неприлично как-то получается — стрелять в человека, сидящего в инвалидном кресле.
Голос его прозвучал как-то тоскливо, но в глазах промелькнула сама смерть. Все с той же мягкой улыбкой на лице он посмотрел на Хэнлона, и старый бурильщик почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Он пробурчал какие-то слова извинения, но под конец все же пустил парфянскую стрелу.
— Так и знал, что вы ничего не станете делать. Куда там — слишком заняты, получая на лапу.
— О, мис-тер Хэнлон, — шеф, казалось, был шокирован этим заявлением, — так вы хотите сказать, что не считаете меня честным человеком? Я правильно вас понял, мис-тер Хэнлон?
— Считаете... Да что там считать, когда я и так знаю! Через вас ведь проходят деньги для всего этого чертового суда. Ничуть не удивлюсь, если узнаю, что в этом деле вы заодно с моей бабой.
— Ах ты Бог ты мой, — все так же нараспев проговорил Форд. — Ну надо же! Как же вас, бедолагу, все одурачили!
— Клянусь Богом, тебе это так не сойдет! Я покажу тебе! Я позову техасских рейнджеров!
— И зачем же, мис-тер Хэнлон? Что вы собираетесь им сказать?
— Ну... ну, черт побери, я уже сказал тебе. Я...
— Пока что я не услышал ничего, кроме одних загадок. Ни жалобы, ни того, что могло бы стать основанием для нее.
— Ну что ж, ладно, черт побери! Мне и в самом деле не на что жаловаться. Ничего такого она не сделала. Но что-то здесь должно быть... — Бросив сердитый взгляд на шерифа, он беспомощно умолк.
Форд в гротескно-насмешливой манере покачал головой, изображая скорбь.
— Да, теперь я понимаю, что с этим надо что-то делать, — сказал он. — Да, сэр, определенно надо что-то делать, это факт. Как жалко, что я такой тупой.
— Убирайся отсюда, — хрипло проговорил Хэнлон.
— Вы в самом деле хотите, чтобы я ушел? Не хотите еще покататься туда-сюда и подкинуть новых загадок?
— Я сказал, убирайся!
— Ну что ж, пожалуй, так и надо сделать, — согласно кивнул Лу Форд. — А то на мне и так висит один игорный притон, который я пока не прикрыл.
И он ушел, покачиваясь на высоких каблуках. Хэнлон же понял, что лишь еще больше запутал все дело. Форд был взяточником, в этом он не сомневался, но глупо было прямо так заявить ему об этом. Эти западные техасцы были особой породой — спесивые, обидчивые, верные в дружбе и непримиримые во вражде. Туповатые и при этом учтивые в речах. У них был свой собственный свод этических правил, свое понимание того, что хорошо, а что плохо. Непримиримые и нетерпимые в отношении ерундового проступка, они вполне могли закрыть глаза на гораздо более серьезное правонарушение.
Взять хотя бы недавний случай, когда человека приговорили к двум годам тюрьмы только лишь за то, что он побил свою лошадь. И на той же неделе было закрыто дело против одного пьянчуги, попытавшегося ограбить винный магазин. Он был безработный и мучился от жуткого похмелья — все же знают, что на свете нет ничего хуже похмелья. Вот и вломился в магазин, чтобы раздобыть выпивку, потому что ему действительно надо было промочить глотку, вы же понимаете. Возможно, так поступать не следовало — все-таки противозаконный акт, — но парень, которому действительно нужно выпить, по сути, не отвечает за свои поступки...
«Да, — мрачно подумал Хэнлон. — Похоже, с Фордом я все только напортил. Надо было расстелиться перед ним, спросить, как он себя чувствует, что думает о погоде. Расточать комплименты по любому поводу. Восхвалять его самого и его вонючих предков до надцатого колена, чуть ли не до самого пришествия испанцев. Если бы я так сделал, если бы не стал подначивать его, если бы с самого начала избрал верный тон...»
А впрочем, подумал Хэнлон, ни хрена бы это не изменило. Форд еще до начала разговора уже был настроен против него — как в общем-то все обитатели городка, жившие в нем до нефтяной лихорадки. Когда он впервые появился в этих местах, все проявляли к нему максимум дружелюбия и радушия — более приятных и открытых людей ему еще не доводилось встречать. Но потом ему пришлось начать срезать углы, привирать в разговорах, давать обещания и потом их не выполнять. Но и им тоже не стоило так уж близко к сердцу принимать все это. Следовало понять, что все это — лишь бизнес, и каждый человек должен в первую очередь заботиться об интересах своего бизнеса. Однако они его не поняли. Не поняли и отказались принимать его объяснения и извинения. Для них он просто перестал существовать, стал чем-то недостойным даже осуждения, не говоря уж о том, чтобы быть замеченным — высокомерный, надменный, чванливый...