Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть
Шрифт:
Физически гнездо муравьев было создано эволюцией для комфортного проживания не только муравьев, но и их биологических партнеров. Для того чтобы проветривать грибные камеры, в муравейнике проложены специальные туннели. Сами камеры устроены так, чтобы максимально облегчить рост грибов. Помещения для отходов расположены в некотором отдалении, чтобы патогенные гнилостные бактерии не смогли добраться до грибов. Наше тело подобно муравейнику, оно создано из множества разнообразных клеток и микроорганизмов разных видов. Поражает другое: мы удивлены, но не шокированы сложностью взаимоотношений между муравьями и микробами, однако не ожидаем подобной сложности от собственного организма. Мы охотно верим в то, что жизнь колонии муравьев зависит от множества микробов, живущих на телах насекомых и в их кишечнике, а также от чужеродных грибов. Мы верим в то, что даже незначительные изменения в растительном сообществе вокруг муравейника могут в корне изменить облик колонии. Но мы никак не можем примириться с тем, что все это верно и для жизни наших собственных организмов. Мы думаем о себе как о чрезвычайно сложных животных, но почему-то считаем, что сложность взаимоотношений с микробами, грибами и
Аппендикс – это окно с видом на наше сходство с муравьями и другими формами жизни. Вскройте аппендикс, извлеките наружу его содержимое и изучите его. Да, оно выглядит несколько неопрятно, но все же это книга, которую можно и нужно прочесть. Она расскажет о том, что наш организм создал уникальное (даже если сравнить с близкородственными нам видами) вместилище для бактерий; придаток, заполненный иммуноглобулинами А, помогающими удерживать в кишечнике столь нужные нам бактерии. Аппендикс и иммуноглобулиновые антитела – это модельное представление о нашем теле в целом, об организме, который действительно борется с некоторыми враждебными видами, но при этом – осознаем мы это или нет – выработал у себя способность помогать другим видам – как таким малым, как бактерия, так и таким крупным, как корова.
Часть IV
Как мы пытались приручить коров и сельскохозяйственные культуры, а вместо этого они приручили и откормили нас
Глава 7
Когда коровы и трава одомашнили людей…
Давайте забудем о плохом и станем думать о приятном. Мы склонны полагать, что изменения, произведенные нами в природе, нанесли вред неугодным нам видам и положительно повлияли на виды полезные. Конечно, каждый имеет право так думать, но это далеко не универсальный подход, более того – на деле часто все оказывается совершенно иначе. Виды, к которым мозг принуждает нас относиться с неприязнью, иногда оказываются весьма полезными – например, многие гельминты и микробы. Но мы причиняем несомненный вред также многим плодам и орехам, которыми мы питаемся с незапамятных времен. Это сладкие и питательные представители видов, которые поддержали нашу эволюцию и которых, возможно, касались еще шершавые губы Арди. Те виды, которые некогда высоко нами ценились, а теперь преданы забвению.
Большую часть нашей истории мы, будучи еще первобытными приматами, проводили за собиранием и поеданием диких плодов. Эти плоды приносили нам огромную пользу. Впрочем, мы тоже были им полезны, так как оставляли их семена везде, где опорожняли свой кишечник. Некоторые виды растений именно так и распространились по миру, используя отхожие места как трамплин для следующего прыжка. В этом отношении наши предки ничем не отличались от туканов, страусов эму, обезьян и многих других животных, служивших переносчиками семян разнообразных растений. Естественно, питались мы не только плодами. Мы разыскивали и поедали насекомых – например, муравьиных маток или личинок крупных жуков, – но все же нашей главной опорой были растения. Сегодня, глядя на наших партнеров по эволюции, живущих вне нашего тела, мы видим совершенно иную картину. Более трех четвертей всей территории, занятой некогда дикими лесами и лугами, теперь отданы под сельскохозяйственные угодья. На этих землях мы выращиваем ничтожно малую часть всех произрастающих на Земле растений – кукурузу, рис, пшеницу и изредка что-нибудь еще. Эти растения по-прежнему являются нашими симбионтами, однако они отличаются, например, от папайи, которая, подобно птице фениксу вырастает рядом с садовым туалетом. Перейдя от собирания плодов тысяч растений к искусственному выращиванию ограниченного их числа, мы стимулировали развитие как полезных (окультуренных), так и бесполезных и вредных видов. Но развивались не только растения, но и мы сами. История этого развития начинается с самых первых дней сельского хозяйства.
Издалека обработанные поля кажутся преисполненными силы и красоты. Вспомним старинные пейзажи, на которых изображены светящиеся поля пшеницы, склоняющейся к земле под тяжестью налитых зерном колосьев. Но сельское хозяйство – занятие трудное и не всегда благодарное. Неурожай и ненастье случаются чаще, чем тучные годы и солнечные дни. Но с этим нам приходится смиряться, так как у нас нет иной альтернативы. Когда-то мы могли просто бродить по окрестностям и без труда находить всю необходимую нам еду. Сто тысяч лет назад все люди жили в Африке. Потом одна из ветвей человеческого рода покинула Восточную Африку и переселилась в Европу, откуда двинулась в тропическую Азию, Австралию, а в конечном счете добралась и до Северной Америки. На протяжении всего этого долгого путешествия никто из наших предков не занимался земледелием. Люди тщательно изучали виды, обитавшие в новых местах, а потом принимались собирать растения и убивать животных. Все начало меняться около десяти тысяч лет назад. Возникло и начало распространяться сельское хозяйство, продолжая свое шествие по планете и сегодня. Восемьдесят процентов всей потребляемой человечеством пищи в наши дни является продуктом сельского хозяйства – она выращивается на лугах, пастбищах и животноводческих фермах.
Мы легко забываем, каким был мир сравнительно недавно. Всего десять тысяч лет назад в Амазонии жили немногочисленные группы людей, селившиеся по берегам рек под пологом тропического леса. Они добывали все необходимое собирательством. Эти группы распространились по территориям нынешней Боливии и Эквадора, а затем обособились. Поселения людей Амазонии изучены плохо. Кости и окаменелости быстро разрушаются корнями деревьев и возрождаются к новой жизни в виде листьев деревьев, термитов и жуков. Но поскольку бассейн Амазонки люди колонизировали позже, чем остальной тропический мир, мы все-таки можем достаточно отчетливо представить себе картину перехода от первобытного состояния к современному. Мы знаем, что после начала колонизации бассейна Амазонки группы людей начали продвигаться вдоль рек, занимая сначала самые лучшие места, а потом и все остальные. С каждым годом увеличивалось число групп, как и количество людей в каждой из них. Территория Амазонии огромна, но не бесконечна, поэтому наступил момент, когда люди заселили ее полностью. Рост популяции ограничивался войнами, голодными годами и детоубийством. Тем не менее Амазония постепенно заполнилась людьми, рыскающими между деревьями тропического леса. В каждой деревне (как в Амазонии, так и во всем остальном обитаемом мире) люди изучили окружавшие их виды растений и животных – конечно, не все, но многие. Современные аборигены, живущие в тропических лесах, знают сотни видов растений и столько же видов животных [66] . Если это верно в отношении их (и наших) предков, то это значит, что им были известны сотни тысяч биологических видов, которые использовались в самых разнообразных целях. Сообща наши предки-собиратели знали и использовали больше биологических видов, чем мы сегодня. Они не подозревали о существовании инфекционной теории заболеваний и не разбирались в физике элементарных частиц, но умели отличать съедобные плоды от смертельно ядовитых, а также разбирались в биологии каждого съедобного животного достаточно для того, чтобы знать, когда и как на него охотиться.
66
Интересный факт: несмотря на то, что большинство аборигенов прекрасно знало десятки или даже сотни видов растений и умело находить им полезное применение, число лекарственных растений до возникновения земледелия оставалось очень малым. Только после этого появилась потребность в лечении болезней, как и потребность в знаниях.
Однако несмотря на то, что первобытные жители Амазонии и других тропических регионов умели извлекать питательные вещества из множества самых разнообразных животных и растений, рост лесов и их обитателей не был безграничным. По одному меткому замечанию, Амазония (как бассейн Конго или тропики Азии) – это огромная чашка Петри, ограниченная с одной стороны Андами, а с другой – океаном и пустынями. В этой плоской чашке население становилось все более и более плотным, пока не достигло нескольких миллионов человек. И все эти люди собирали плоды и охотились на птиц и обезьян [67] . Можете представить себе развитие ситуации по такому сценарию. Население будет расти, а ресурсы истощаться. И что потом?
67
Denevan, W. 1992. The Aboriginal Population of Amazonia. Стр. 205–234 в книге Denevan, W. M., ed. The Native Population of the Americas in 1492. Madison: University of Wisconsin Press.
Вероятно, по мере роста населения Амазонии (как и других подобных мест во всем мире) увеличивались также и смертность, и частота войн. Во всяком случае, именно так происходит у бактерий, и благодаря такому развитию событий мы не погрязли по уши в микробах. Правда, часть людей могла уйти в пограничные районы, подальше от надежных источников воды и легкодоступной пищи. Видимо, в некоторых местах древние люди так и поступали – выживали за счет ухудшения условий жизни. Была еще одна возможность – изыскать альтернативный способ выживания. И мы видим, что в местах с наибольшей плотностью населения предсказуемо появляются две формы выживания: сельское хозяйство и цивилизация – хлеб и цари.
Размышляя о жизни, нам стоит подумать и о том, какое влияние оказало на нас изобретение земледелия. Следует задаться вопросом, какова же польза от того, что вместо собирания сотен разных видов растений, вместо употребления в пищу самых разнообразных плодов, орехов и животных мы стали выращивать и разводить несравненно меньше их видов, которые (несмотря на постоянное потребление) снова вырастают. Мы одомашнили эти виды и теперь имеем возможность либо собирать их в своих садах, либо покупать в магазинах. Другими словами, что произошло, когда история исключила дикие виды животных и растений из нашего рациона? Ответ настолько же зависит от того, кем были ваши предки и как изменилась их диета, насколько же и от того простого факта, что диета эта менялась в одних местах медленнее, чем в других, но в конечном итоге она изменилась во всем мире.
Но вернемся в Амазонию. В регионе, который мы привыкли считать «девственными лесами Амазонки», когда-то процветали земледельческие цивилизации [68] . Они обосновались на границах лесов, в местностях, подверженных сезонным колебаниям климата. Урожайные годы были изобильными, но неурожайный год означал страшное бедствие. Тем не менее в этих областях плотность населения была выше, чем в других местах. Деревни превратились в города с населением в тысячи, а иногда и в сотни тысяч человек. С летящего над Боливией самолета видны руины этих цивилизаций: сотни миль грунтовых дорог, сеть приподнятых над уровнем земли полей и холмы на месте прежних домов – следы разрушенного человеческого муравейника. Параллельно с развитием земледелия такие же цивилизации возникли независимо друг от друга в Колумбии, Перу и Бразилии. На приподнятых полях, разделенных между собой паводковыми водами, высаживали арахис, маниоку и сладкий картофель. В высокогорьях, где основали свою империю инки, произрастали другие культуры. Но независимо от того, где и как именно выращивались растения, люди перестали кочевать. Изменился образ жизни. Постепенно мы перестали быть такими, какими были раньше, и стали приблизительно такими, какими являемся сейчас, – оседлыми земледельцами, живущими в густонаселенных городах и селах.
68
Бассейн Амазонки и населяющие его народы несправедливо считается абсолютно примитивными. Тем не менее в почве этого региона встречается уголь, получившийся в результате сжигания людей. В некоторых местах, особенно вдоль проложенных сквозь холмы дорог, черепков глиняной посуды сохранилось столько, что они буквально высыпаются из склонов, как конфеты из кухонного горшка.