Дикий остров
Шрифт:
Тёма посмотрел вверх. Листва смыкалась над их головами, как океан над тонущим судном. Кто бы там ни был наверху, достать его с земли стрелой не было никакой возможности. И бессмысленно об этом было спорить.
— Ты говорил о фазанах, — только и сказал Тёма.
— Говорил.
— Фазанов здесь нет.
Повернулся уходить.
— Тут она где-то. Совсем немного осталось.
— Кто — она? — не понял Тёма.
— Поляна.
Тёма посмотрел по сторонам. Лес стеной в полутьме кругом. Ни единого просвета. Какая тут может быть поляна?
Не стал спорить. Рукой махнул — догоняй, зашагал не торопясь
— Ну и черт с тобой, — бросил тот в спину. — Заблудишься, меня не поминай.
Тёма почти уж скрылся за стволами и лианами. Последнее что расслышал:
— Правее держи. Там выход! — И чуть погодя: — Смотри не оступись!
3
Выйти из лабиринта можно только одним путем. Тем, которым пришел. Найдешь этот путь по приметам. Если, конечно, сам их оставил. Некоторые разбрасывают камешки по ходу. Другие веревочку тянут. В пещерах на стенах стрелки рисуют. В лесу тропическом возвращаться легко, если ты сам себе прорубал проход в кустах и лианах.
Тёма шел за Жариковым. А тот от предложенного ножа, посмеявшись сквозь зубы, отказался. Полез вперед, ныряя и втискиваясь меж корней и веток, где ползком, где согнувшись, где подпрыгивая и цепляясь за ветки. Навострился тут за месяц.
Тёма сначала махал ножом, обрубая что мешало, но так он за Жариковым не поспевал. Попробовал скользить за ним сквозь чащу. Получилось. Только вот зарубки на память для возвращения ставил все реже и на обратном пути отыскивал их с трудом. Скоро и совсем потерял.
Покрутился какое-то время вокруг одной, то и дело к ней возвращаясь, не найдя следующей, понял, что время зря теряет, полез на дерево, вспугивая кого-то недовольно свистящего.
Только с самых верхних тонких веток разглядел с трудом сквозь кожистые распальцованные листья, как далеко и в другой совсем стороне, чем полагал, кончается лес и начинается зеленый склон. А форта их вообще не видно за выступом холма.
Спрыгнул с ветки на землю как в омут. Тут же из кустов прямо на него выскочило что-то странное — крупнее зайца, мельче собаки, поросшее рыжей длинной шерстью, нос длинный с маленьким пятачком и хитрые свиные глазки. Посмотрело на Тёму подозрительно, пока он тянулся за луком и вытаскивал стрелу, бойко затрусило, потряхивая задом.
«Килограммов пять мяса», — поймал Тёма мысль вечно голодного Тартарена. Лук поднял и опустил. Длиннорылая свинка невидимо хрустела сучками где-то впереди.
Тёма лук забросил за спину, достал рогатку, вложил камень покрупнее, погнался за мохнатым зверьком.
Свинка вроде и не убегала даже. Отбежит, тряся задом, встанет, выискивая что-то в тропическом черноземе, пороется, пожует, оглянется на прицелившегося Тёму и тут же юркнет в кусты, и беги снова за ней чуть не на четвереньках.
Тёма измучился за ней нырять под ветки и ползать меж кустов, а так ни разу и не выстрелил. И не прицелился даже толком, пока густые заросли не расступились вдруг, свет стал потихоньку пробиваться сквозь кроны, под ногами выступила вода. Мохнатая добыча оглянулась на охотника и вдруг припустила вперед, мелко семеня короткими, кривыми ножками.
Тёма, разогнувшись, помчался за ней. Свинка прибавила ходу, часто отбрасывая задние ноги. Тёма мчался за ней, сильно отталкиваясь от вязкой и рыхлой земли, с хлюпом выдергивая ноги, пряча на ходу рогатку за пояс, выхватывая и занося нож, готовясь к прыжку и удару сверху вниз между лопаток.
Лес вдруг разошелся на два пласта, деревья расступились перед огромной сочно-зеленой и ровной поляной. Зверек юркнул в невысокую и словно остриженную под машинку траву. Тёма в два прыжка настиг, подскочил, замахиваясь ножом…
Падая, понял, что летит зря — делась куда-то хитрая зверюга, точно сквозь землю провалилась. И тут же сам провалился сквозь поляну по пояс — все, что ниже, оказалось в ледяной воде.
Это было странно и ни на что не похоже. Какую-то секунду стоял, воткнутый в поляну, и ничего под ногами не чувствовал — ни земли, ни ила. Только мокрое и холодное. И тут же провалился по грудь и висел теперь на растопыренных локтях, опираясь на гладкую травянистую поверхность, трясущуюся, как желе.
А под ногами по-прежнему пустота, заполненная обжигающей, ледяной водой. И едва-едва держат его только расставленные локти.
Тёма забился, приподнимаясь на руках, пытаясь выдернуть себя из этой водяной пустоты, услышал тихий треск, как будто рвется ткань, почувствовал, как уходит последняя опора — попытается опереться на зыбкую эту ткань поляны, она порвется, он камнем уйдет, как… под лед.
Никогда Тёма не катался по тонкому, гнущемуся, потрескивающему льду, и не лопалась под ним прозрачная твердь, не хватал страх за сердце, и не бился он руками об лед, пытаясь выскочить, ломая края, уходя под воду с головой, но понял вдруг, что эта вот поляна — только тонкая ткань сплетенных травяных корней, под которой целое озеро неизвестной глубины.
Слышал он про эти штуки. Называется — сплавина. Попадается в тайге. Барахтаться тут опасно — травяной покров порвется, и ничто уж тебя на этом свете не удержит. Потому что ноги мгновенно сводит от холода. И тело как в параличе.
Тёма затих и висел на расставленных локтях, переводя потихоньку дух.
Он увидел себя со стороны — ровная, яркая, в мелкой травке, поляна, на краю — голова и локти, как у заживо закопанного. Шевельнешься неловко — и окажешься закопанным навсегда.
Тихо кругом, солнце печет макушку, перед глазами мелкие, на мох похожие травки все в розовых и белых звездчатых соцветиях на тонких стебельках. И совсем рядом, как под увеличительным стеклом, розоватый кувшинчик цветка с какими-то сосочками на лепестках. Мелкая мошка с рыже-черным полосатым брюшком подлетела, покрутилась возле цветка, успокаивая дрожь крыльев, села на краешек. И тут же сосочки потянулись к ней, выбросили студенистый клей, мошка забилась, увязая, кувшинчик лепестки сложил с тихим хлюпом — мошка исчезла, точно сглотнули ее.
Вот так и меня сглотнуть поляна хочет, сравнил Тёма. Ладно, пора выбираться. Только ножками не сучи — увязнешь, советовал он сам себе и предостерегал.
Голову втянул в плечи, мотнул ею — освободился от лука, висевшего за спиной. Руку закинул, потянул лук из-за спины, осторожно положил перед собой. Гнутая бамбуковая палка с натянутым куском шпагата — вот и все шансы на спасение.
Тёма выложил лук дугой наружу, подвигал, топча звездчатые соцветия, не без удовольствия сминая прожорливую росянку, беззвучно переваривающую муху.