Дикий вьюнок
Шрифт:
— Все проявления твоего дурного самочувствия имеют единственную причину — твоя шайнарская магия на дух не переносит мою и воспринимает ее присутствие крайне агрессивно, пытаясь оттолкнуть от себя на максимально возможную дистанцию. Скорее всего, со временем она смирится и даже может… Хотя вряд ли. Она просто подчинится власти сильнейшего. У меня имеется множество запрещенных в королевстве материалов, оставленных первыми круоргами тех времен, когда не были введены запреты на проводимые ими эксперименты. Тогда величие круоргов вызывало только раболепие и слепое почтение. Всего за пару десятилетий сила новоявленных магов перекрыла все остальные силы королевства
Я быстро поблагодарила звезды за свою бесполезность. И, мать всех звезд! — слова о всесилии первых круоргов не вызвали ни малейшего сомнения. Глубинный слой темной силы, куда князь только что ткнул меня носом, доказывал правоту услышанного лучше любой, даже самой крепкой клятвы.
— Господин маг, снимите с меня амулет. Вы же знаете, я не настолько глупа, чтобы в пику вашему запрету использовать магию. Мою силу не нужно ограждать. Я посреди замка, полного всесильными темными магами… Я ничего не сделаю.
— Нет, — ответил князь, так же равнодушно, как только что отвечал Фионе. — Ты будешь носить его и дальше.
— Что со мной случится?
Он пожал плечами сдержанным, безучастным жестом.
— Однажды ты перестанешь сопротивляться поставленной мною заслонке и смиришься. Или… однажды попытка сопротивления будет настолько сильной, что вытянет всю твою жизненную основу, так что тело не выдержит и погибнет. Но этот вариант маловероятен.
Я усмехнулась. Пожалуй, если бы сейчас князь обошелся без гадостей и покладисто согласился снять амулет, я бы под землю провалилась от удивления.
— Он может меня убить? — уточнила я.
Князь азартно улыбнулся. Так, наверное, улыбаются карточные шулеры, призывая клиентов попробовать сыграть последний, один-единственный разок и будьте уверены — звезды повернутся к вам своими сверкающими ликами и обязательно подарят удачу. Разве может быть иначе, ведь вам так давно не везет? Вы явно заслужили пылкий поцелуй фортуны!
— Может. Ну и что? Зачем тебе жить, Мариза?
Несмотря на блистающую задором улыбку тон был таким многослойным, что я невольно замерла. И вопрос казался совсем не праздным, а скорее ритуальным, как в молитвах, творимых людьми в природных святилищах. Лица меняются, голоса, позы… но слова остаются постоянными, обращенными к существам другого уровня, к высшему сознанию. Потому я ответила.
— Существуют вещи, которые я хотела бы узнать до того, как умру.
— Какие? — без особого интереса поинтересовался князь.
Сказать, какие? На секунду я действительно представила, что говорю… Но это так глупо. Рассказать про дом подальше от столицы? Про детей и мужа, чьи глаза чисты, как весеннее небо и чье сердце принадлежит только своей семье? Про долгие годы, лишенные потрясений и стойкую уверенность, что все и всегда будет одинаково спокойно, пусть и скучно?
Про… ласки любимого мужчины, которых я никогда не знала?
Смешно.
— Такие вещи есть, князь. И думаю, вы мне всего этого дать не сможете.
— Ты уверена? — он поднял брови, хотя мои слова его не задели и не удивили, он воспринял их так же отрешено, как и весь разговор в целом. — Я многое могу. Могу осуществить практически любое желание женщин принадлежащих даже королевской крови. Любые прихоти, чего бы они ни касались — богатства, власти, страсти. Могу задержать приход старости. Могу привлечь поэту вдохновение, которое позволит создать лучшие в его жизни стихи. И многое другое, никому более не доступное. Чего уж там упоминать о придуманной замковой служанкой ерунде?
Теперь его, пожалуй, охватило небольшое любопытство. Но недолго, всего на пару минут, в течении которых он просто перебрал список всего, чего, по его мнению, способен желать человек и решил, что все это в его власти. И почти сразу забыл.
Он же как неживой… как войлочная кукла, в которую вложили часть души, настолько малую толику, что хватает всего лишь на достижение какой-то одной четко поставленной цели. Остальное его не затрагивает и не колышет. Не согревает.
Я с какой-то болезненной настойчивостью в очередной раз упрямо пыталась найти в стоящем напротив мужчине остатки того человека, который нежным весенним вечером сделал мне в беседке пансиона предложение руки и сердца. Мне хотелось вытащить его из темных подвалов выстроенной князем крепости и показать, что солнце все еще светит. Все еще тянутся к небу зеленые перья травы и звезды как раньше отплясывают на шелке ночного неба свои невидимые глазу бешеные танцы.
Я открыла рот и сказала.
— Тот… прежний Янош мог. Только он и мог! Он один.
Князь ненадолго замер, но не позволил себе гневаться.
— Тот… прежний Янош мертв. И заслужил свою участь. Он был глуп и слеп. Его глаза застилала любовь.
— А теперь его глаза застилает ненависть? — устало спросила я. Глупо рассчитывать, что одна слабая невооруженная даже палкой девчонка способна прийти в подготовленную к нападению огромного вражеского войска крепость и вот так запросто вывести из подвала нужного ей заключенного. Этому не бывать.
Хотелось сесть, ноги устали, хотя день в разгаре и уставать было не от чего. Не думаю, что князь тянул мою энергию, почти наверняка нет, но отчего-то его соседство неожиданно стало тяжелым и неприятным.
На секунду на моем плече сжались пальцы, так крепко, будто сцепились железные зубья, но хватка тут же ослабла.
— Иди за мной, — бросил князь, отворачиваясь.
Естественно, ослушаться не было ни возможности, ни смысла. Я и так слишком много себе позволила. И все зря.
Шли мы быстро и казалось, долго. Я упрямо перебирала ногами, периодически спотыкаясь на ровном месте, но, вне всякого сомнения, даже если сейчас я растянусь на полу и сломаю шею, князь и тогда не изволит притормозить.
К покоям князя мы к счастью не приближались. Спустились этажом ниже, минули предназначенные для совещаний и работы помещения, а после перешли в крыло, где проживали круорги.
Вопрос куда же он меня ведет, не переставая, бился в голове, стучал в виски, а я судорожно смотрела по сторонам, пытаясь найти ответ, но никаких подсказок не видела.