Дикое домашнее животное

Бруно пританцовывал на месте и поскуливал, бедняга.

– Да иду, иду! – сказала я, лихорадочно зашнуровывая кроссовки.

Мне было стыдно: вчера после спектакля мы с Глебом слегка засиделись в ресторане и расстались далеко за полночь, так что сегодня утром я провалялась в постели дольше обычного. Конечно, сегодня была суббота, и я вполне могла позволить себе поспать еще, но, к сожалению, собаки не понимают, что такое выходной.

Бруно схватил поводок, я – куртку, и мы выскочили за дверь. Ждать лифт не было времени, так что мы сразу бросились вниз по лестнице.

– Доброе утро, – просипел нам вслед сосед из 58-й, едва успев отскочить в сторону.

– Здрассьте, ВанВаныч! – крикнула я в ответ, не оглядываясь, и помчалась дальше, перепрыгивая через две ступеньки.

За последние пять лет жильцы дома привыкли к нам и перестали бояться. А ведь было время, когда на нас жаловались участковому милиционеру и даже начальнику ЖЭУ!

Особенно старалась вредная старушенция с первого этажа, баба Таня, которую жутко раздражало то, что я никогда не придерживала за собой входную дверь.

Я прекрасно понимала бабу Таню, но как тут придержишь, когда тебя буквально танком выносит на улицу!

Однако со временем соседи перестали от нас шарахаться, осознав, что за исключением тех нечастых случаев по выходным, когда мы, заспавшись, неслись по лестнице, сметая все на своем пути, в остальное время Бруно был абсолютно интеллигентным, стопроцентно выдержанным аристократом. Впрочем, как и положено немецкому догу со звучным именем Бруно-Клаус-Фердинанд фон Грюненберг и родословной длиннее, чем у иного европейского монарха.

Ну, а уж когда в подъезде стало заметно тише и чище, поскольку его, наконец, перестали заплевывать и заливать (хорошо, если пивом) любители тесных компаний, которым Бруно с удовольствием демонстрировал чудовищных размеров клыки, с существованием моей огромной – восемьдесят шесть в холке – полосатой собаки смирилась даже баба Таня.

День обещал быть великолепным. Обожаю эту пору – уже не весна, но еще не лето.

Кругом все светилось тем свежим сочно-зеленым цветом, который бывает только в мае. Прохладный ветер норовил залезть под куртку, но солнце пекло уже не на шутку, и к середине дня воздух должен был совсем прогреться.

В парке почти никого не было. Собачники уже разошлись, и на дорожках нам изредка встречались лишь бегущие вялой трусцой мужчины еще не старого вида, но почему-то все как один лысые, да редкие сонные велосипедисты.

Бруно с заинтересованным видом трусил от дерева к дереву, вынюхивая что-то ему одному ведомое. Я брела вслед за ним, еще не окончательно проснувшись. В голове прокручивались фрагменты вчерашнего балета, и звучал Адан.

Внезапно, откуда-то сбоку, из-за кустов выскочила маленькая лохматая собачонка, очень похожая на шпица, и, пронзительно лая, кинулась ко мне.

Я, конечно, люблю собак. Всяких. И всегда придерживаюсь того принципа, что если хорошо относиться к этим замечательным животным, то и они будут хорошо относиться к тебе. И так оно и было до сегодняшнего утра.

К сожалению, эта мелкая мохнатая сволочь ничего не знала о моих принципах и поэтому совершенно бесцеремонно вцепилась мне в ногу.

От неожиданности я настолько растерялась, что даже не пискнула. Лишь беспомощно затрясла ногой, пытаясь сбросить комок шерсти, повисший на правой штанине. Не тут-то было: мерзкое создание впилось в меня как клещ. Мне было не столько больно, сколько неловко.

Ситуацию спас Бруно. Он оторвал от хозяйки и отбросил в сторону этого агрессора, который уже в полете начал визжать и завизжал еще громче, приземлившись на куст и пытаясь выпутаться из ветвей.

– Эй! Какого черта! Держи своего урода на привязи, если не можешь за ним уследить! – завопил какой-то мужик и ринулся в кусты.

От такой наглости я едва не задохнулась и пришла в себя только через пару секунд.

– Сам держи на привязи свою шавку, чтоб нормальных людей не кусала! – закричала я в ответ.

– Фигня! Фикс не кусается, – заявил этот тип, ковыряясь в кустах. – Он для этого слишком хорошо воспитан.

– Да?! Тогда, интересно, это что такое? – вложила я в свой вопрос весь сарказм, на какой была способна, и склонилась над покусанной ногой, оценивая причиненный мне ущерб.

Сказать, что адидасовский костюм был безвозвратно испорчен, значило слегка преувеличить, но все же на голубой штанине были очень хорошо заметны следы мелких острых зубов. Я искренне надеялась, что после стирки следы исчезнут.

– Неужели он и вправду вас укусил? – изумленно произнес кто-то прямо надо мной.

Я выпрямилась и оказалась нос к носу с хозяином агрессора.

От увиденного у меня буквально перехватило дыхание: трехдневная щетина на загорелой физиономии, русые волосы, небрежно откинутые назад, и в довершение картины насмешливые прозрачно-зеленые глаза. Не знаю почему, но мне вдруг почудились звон мечей, ржание боевых коней, закованных в латы, и огромные кресты на развевающихся плащах.

– Кто бы мог подумать! – сказало видение, присело передо мной на корточки и взялось за мою истерзанную штанину.

Я смотрела вниз, на его макушку, выгоревшую практически добела, и пыталась справиться с отчаянно забившимся сердцем, в то время как Бруно сосредоточенно гонял по кругу истерично верещавшего шпица.

– Больно? – поинтересовался крестоносец, ощупывая мою ногу.

Я молчала, будучи не в силах вымолвить ни слова. Он поднял голову, глянул на меня снизу вверх и, не дождавшись ответа, выпрямился.

– Очень, – наконец просипела я, сглотнув комок в горле.

Я соврала.

Мне совсем не было больно. Но допустить, чтобы этот тамплиер исчез из моей жизни так же внезапно, как появился в ней, я не могла.