Дикое солнце

Посняков Андрей

– Не только его, – потер руки завхоз, пожаловался. – Озяб я что-то, простыл, что ли… А, вот и наш Димуля… Эй, не проходи мимо!

Подросток испуганно вздрогнул и обернулся:

– Здрасьте, дядя Коля.

– Видались уже, племянничек. Чего так долго?

– Да разговаривали. Так, ни о чем. Следующего-то звать?

Зубов с завхозом переглянулись:

– А кого следующего?

Димуля пожал плечами:

– Да ему все равно, похоже. Ой, нет… Он сказал, что б новичка – последним.

– Новичка?

А откуда он о нем знает, а, Дима?

– Так мы ж говорили!

– Ладно, позовем. Ты иди, иди, Дима, что встал?

– Козлы, – войдя в темную палату, злым шепотком выругался Димуля. – Даже закурить не дали, пожадничали.

– Ну, как там? – кто-то не спал, ну, ясно кто – Гриля.

– Да так… Кстати, можешь сейчас и пойти. Там чаем поят, конфетами угощают.

– Конфетами? – поднимаясь с койки, оживился Гриля. – Это хорошо. А куда идти-то?

– В воспитательскую.

Сунув ноги в разношенные тапки, Гриля прошаркал по полу и, скрипнув дверью, вышел в коридор.

Проводив его взглядом, Димуля сплюнул на пол. Не очень-то ему нравился Гриля – вроде и не полный придурок, как почти все здесь, но тупой! Лучше б с новичком переговорить, все равно не спится.

– Эй, Эд… Ты спишь? Спит, черт… Разбудить, что ли? Все равно ведь потом будить… Эд, проснись, а! Ну же…

– Я не сплю, – тихо, одними губами, прошептал новенький. – Что там?

– Иностранец один. Усыновитель… Так, ничего, вежливый, не жадный. Чаем угощает, конфетами.

– А, – Эд зевнул. – А я тут причем?

– Так он со всеми переговорить хочет. С тобой – тоже. Смотри, конфет не останется.

– Да не люблю я конфеты.

– Ты вообще ничгео не любишь, – хмыкнув, Димуля покачал головой и понизил голос:

– А вообще он, иностранец этот, странный. Говорит, что из Штатов, а городов американских не знает! Я его спрашивал, откуда он, говорит – из Новой Англии, из Лос-Анджелеса.

– И что?

– Так Лос-Анджелес это вовсе не Новая Англия! Лос-Анджелес на западе, на побережье, а Новая Англия – на востоке, даже на северо-востоке, так что врет, гад, никакой он не штатник.

– Димыч, – внезапно перебил Эд. – Мне кажется, как-то ты уж слишком умен для нашего заведения. Про Новую Англию, вон, знаешь… И что ты здесь делаешь?

– А ты?

– Я? Не знаю.

– Вот я не знаю. Ладно, ты особо с гостем не разговаривай, человечишко он мутный… Впрочем, – Димуля вздохнул. – Другие сюда и не ездят.

Эд вдруг закрыл глаза, показалось вдруг, словно в ушах его раздался чей-то предупреждающий голос, далекий, нереальны голос иного мира. Мира снов…

– Как он выглядит, этот приезжий?

– Противный такой, – махнул рукой Димыч. – Длинный, как глист, тощий, сутулый. Нос, как у птицы, острый, глаза запавшие,

черные. Неприятный тип.

Тощий, высокий, сутулый. Выдающийся вперед нос, запавшие глаза, землистая кожа. Как же они звались в снах? Нисур! Нисур… Что за чушь, Боже?! Но ведь странная смерть Шомы… Торчащая в его сердце стрела с наконечником из угрюм-камня… так быстро исчезнувшая стрела. А, может быть, ее и не было? Показалось? И в самом деле, ну, какая, к черту, стрела? Хотя, видно было явственно.

Эд и сам не заметил, как снова провалился в сон, черный, осязаемо плотный, безо всяких там сновидений. Лишь только голос. Далекий голос, тот самый, из снов. Он предупреждал о чем-то, то приближаясь, то вновь становясь далеким, едва слышным…

Юноша прислушался… Меч! Голос просил, нет, приказывал, взять какой-то меч. Именно в этом спасенье. От чего спасенье?

– Ну, ну, вставай, парень!

Проснувшись, Эдик увидел склонившееся над ним лицо воспитателя Николая.

– Одевайся. Пошли.

Стоявший в коридоре у лестницы Афанасьич вздрогнул, услыхав позади себя чьи-то едва слышные шаги. Обернулся – гость! Улыбающийся, довольный. Улыбнулся и завхоз:

– Ну, кажется, все? Последний остался.

– О, да, – закивал гость. – Я бы хотел, уважаемый, пригласить вас сейчас к себе, вместе с воспитателем… А мальчик… я с ним уж потом переговорю, пусть пока подождет за дверью. Договорились? – Сверкнув глазами, гость быстро ушел.

– Как скажете, – Афанасьич пожал плечами, обернулся – как раз подходили Николай с Эдом.

– Коля, веди-ка этого в свою каморку, пусть там обождет немного, а сам быстренько приходи. Подождешь чуток, Эдик?

Эд пожал плечами. Ждать, так ждать. Куда ж деваться-то? Услыхав, как повернулся в замке ключ, уселся на подоконник, пялясь в ночную тьму. Впрочем, не в такую уж и тьму – в сторожке тускло горела настольная лампа. Эд распахнул форточку – пахнуло сыростью, громче забарабанил по стеклам дождь.

– Прошу, уважаемые господа, не стесняйтесь! – привстав со стула, улыбающийся иностранец лихо наполнил бокалы из явно недешевой бутыли.

– Виски? – принюхиваясь, спросил завхоз.

– О, да, да, виски. Прошу отведать.

Афанасьич и Зубов синхронно пожали плечами:

– Ну, за успех!

Выпили, закусив конфетой. Потом намахнули еще по одной, и по третьей… А потом… Потом перед глазами вдруг все поплыло, сделалось вдруг зыбким, расплывчатым, нереальным. Николай и сам не заметил, как пошатываясь, повел Афанасьича вниз, ничего уже не соображая. Почти ничего. Только одно помнил – к гостю нужно доставить парня. Последнего…