Дикое животное и человек
Шрифт:
Глава V. Поездка в советский бобровый заповедник
Двести местностей названы в честь бобров
•
Три беды бобров
•
Дровосеки, не вредящие лесу
•
Бобровая струя и бобровые шапки
•
Бобры снова заселяют Советский Союз
Ей-богу, есть смысл сесть вечером в Москве в скорый поезд, отъезжающий на юг, провести десять часов в спальном вагоне (да еще в обществе молодой дамы), с тем чтобы наутро иметь возможность в самой непосредственной близи полюбоваться бобрами! За год перед этим я пробовал сделать то же самое в канадских Скалистых горах Роки Маунтин. Каждый день я выезжал на машине из городка Джаспер к берегам реки Гайки, с тем чтобы поснимать бобров. Но, увы, эти «чернецы» появлялись лишь к вечеру, перед самым заходом солнца, когда ни о какой съемке уже не могло быть и речи. Вот тогда-то они и принимались плавать по подпруженному ими же самими маленькому озерцу. Бобры рассекали своими массивными головами зеркальную поверхность вод, с громким всплеском заныривали, снова появлялись со дна с корневищами кувшинок в зубах и принимались их смачно жевать. А покрытые снегом зубцы прекрасных Скалистых гор бесстрастно отражались в прозрачной синей воде… И ничего тут не поделаешь: к сожалению, грызуны эти активны в основном с захода солнца до полуночи, а к утру их уже трудно увидеть, так что со съемкой дело было плохо.
А вот здесь, в Советском Союзе, обстоятельства как будто складывались для меня более обнадеживающе: рядом с сотнями диких бобров в Воронежском заповеднике живут и почти ручные, привыкшие к присутствию человека животные, а также несколько бобров-производителей, которых содержат в специально отгороженных вольерах.
Спальный вагон громыхает по рельсам, бегущим через бесконечные, ровные как стол равнины. А за окном — долгий и светлый июньский вечер. Мы с удовольствием пьем чай с сахаром и лимоном, заедая его печеньем. Мимо нас пролетают деревни, леса, фабрики, бескрайние пшеничные поля, а горизонт тем временем начинает затягивать блеклой дымкой поздних сумерек.
Такие светлые летние ночи, когда совершенно неохота спать, располагают к тихой неторопливой беседе.
Переводчица, будучи горожанкой, поначалу несколько удивлялась тому, что из-за животных можно вот так разъезжать по свету, как это делаю я. Бобра она видела всего один раз и то в зоопарке, а на воле — ни разу. Но это и неудивительно. Кто вообще может похвастаться тем, что встречал где-либо живого бобра в естественных условиях?
Прежде они, правда, обитали в Северной Америке, Европе и Азии, на всех ручьях и прудах, всюду, где только произрастали ива, береза и осина. В Ирландии их не было никогда, но зато Англия стала первой страной в Европе, где бобры уже к XII столетию оказались полностью истребленными. Погибели их способствовали три причины (из которых одна была основана на явном недоразумении). Но о них несколько позже. Последнего бобра в Швейцарии убили в 1705 году недалеко от Базеля; в Рейнланде и Саксонии бобров истребили к 1840 году, в Баварии— к 1850, в Вюртемберге — к 1854, в Нордрейне-Вестфалии последний погиб в 1877 году, в Нижней Саксонии — в 1856 году. Теперь одни лишь названия деревень и городов свидетельствуют, что когда-то там обитали эти старательные маленькие строители плотин: Биберах [7] , Биберштайн, Бибрих, а поскольку по-русски, по-польски и чешски это животное именуется бобром, встречаются такие географические пункты и реки, как Бобер, Боберс-бах, Бобиц, Боберов. Только в ГДР и ФРГ можно насчитать более 200 географических названий, явно ведущих свое происхождение от этого самого крупного в северном полушарии грызуна.
7
По-немецки бобр — «бибер» (Biber).. Прим. перев.
Если повнимательнее всмотреться в герб города Висбаден-Бибрих, то легко можно понять причину, за что люди так безжалостно истребили этих маленьких «гидростроителей». На гербе изображен бобр, держащий в зубах рыбу. Потому что столетиями люди были уверены в том, что зверек, который так хорошо плавает и ныряет, непременно должен питаться рыбой, как это делает, например, выдра. А тот, кто питается тем же, чем и человек, тот по детски-наивному убеждению (и сегодня еще неполностью изжитому у некоторых охотников и фермеров) является самым что ни на есть злостным «вредителем», нежелательным конкурентом по добыче пропитания. При этом за прошедшие сотни лет никто ни разу не дал себе труда вскрыть желудок застреленного бобра и посмотреть, что же он все-таки ест? Тогда выяснилось бы, что ничего другого, кроме растительного корма, там’ найти невозможно. К несчастью, мясо самого бобра принято было причислять к «рыбным блюдам». Поэтому во время долгих постов его, как «постное», разрешалось подавать на стол в жареном и вареном виде, чем широко пользовались монастыри и зажиточные горожане. Мясо бобра можно было есть, не боясь «оскоромиться». Причислить бобра к рыбам оказалось возможным не только из-за его водного образа жизни, но еще и потому, что его уплощенный хвост по форме напоминает рыбий да к тому же еще покрыт чем-то вроде чешуи. Иезуитский патер Шар-левуа в 1754 году писал: «Судя по его хвосту, это самая настоящая рыба, и он официальным образом причислен к этим животным медицинским факультетом в Париже. А уже, согласно такому заключению, теологический факультет пришел к выводу, что мясо его можно есть и во время поста».
Вторая беда бобра заключается в том, что у него на брюхе имеются две железы, причем как у самцов, так и у самок; выделения этих желез, так называемая «бобровая струя», считалась лекарством практически от всех болезней. Так, врач Иоганнес Мариус опубликовал в 1685 году в Аугсбурге некий трактат под названием «Касторология» с 200 различными рецептами. Он тоже считал, что бобры поедают рыб, саламандр и лягушек. Считалось, что «бобровая струя» помимо всех своих других целебных качеств излечивает от ревматизма, ломоты в суставах, поднимает жизненный тонус больного и, более того, может оживить умирающего. Однако тщательнейшее химическое исследование этого вещества выявило, что из всех его составных частей разве что салициловой кислоте можно приписать целебные свойства, а больше ничему. Вырабатывается салициловая кислота из ивовой коры — основного продукта питания бобров. На сегодняшний день химическая промышленность свободно изготовляет производные салициловой кислоты, притом совсем дешевым способом, в частности, для широко распространенного аспирина. Таким образом, можно считать, что химия спасла бобрам жизнь. А в 1852 году за «бобровую струю» платили 720 марок, по тогдашним ценам огромные деньги! В сыром виде бобровая струя, изъятая из железы самца, весит от 50 до 170 граммов; В продажу она поступала в виде бурой, вязкой, сильно пахнущей пасты — смеси из различных масел, смол, жиров и салицила. Сегодня никто уже за этим снадобьем не гоняется и никто не согласится платить за него такие деньги. Однако в немецком официальном прейскуранте на фармацевтические изделия, где разного рода пережитки еще годами перетаскиваются из издания в издание, в томе, вышедшем уже в 1962 году, все еще указана цена на «бобровую струю»: один грамм — 55 пфеннигов. «Запах — едкий, напоминающий валериану, вкус — ароматный, горьковатый и острый», — можно прочесть в том же издании.
Сильно пахнущим веществом, которое выделяют бобры из расположенных сзади желез, они маркируют определенные пункты своего охотничьего и жилого участка, чтобы бобры из других семей могли распознать, что это чужая собственность.
Трапперы в Северной Америке очень быстро нашли способ, как приманить бобра к капкану: достаточно только обмазать его «бобровой струей», как начнут сбегаться со всей округи бобры и, возмущенные чужим запахом, постараются перебить его своим собственным. При этом они непременно попадут в капкан.
Уже по одному тому, что в средние века бобровые хвосты считались особым лакомством и есть их разрешалось только дворянскому сословию, можно судить о том, как со временем меняются вкусы. Думаю, что сегодня не много нашлось бы любителей, кто согласился бы их отведать… Но что касается бобровых мехов, то они, как и прежде, остались вожделенной мечтой всякого франта. И в этом заключается третья беда бобров.
Тело бобра сверху покрыто длинными остевыми волосами, намокающими в воде. Поэтому, выходя на берег, он выглядит всегда таким всклокоченным, словно мокрая щетка. Но зато подшерсток у него удивительно густой, теплый и мягкий, притом он красивого коричневого оттенка. Бобр тщательно натирает «руками» этот подшерсток маслянистым секретом из специальной железы, чтобы в воде он не намокал. Под водой длинные верхние волосы плотно прикрывают нежный подшерсток наподобие плаща. В шерсти задерживается воздух и, таким образом, ни она сама, ни кожа под ней не намокают. Выйдя из воды, бобр никогда не отряхивается, как это делают, например, собаки, а, проводя «руками» вдоль тела, как бы выжимает воду из своего «плаща», чтобы поменьше влаги занести в жилище.
Дабы беспрепятственно получить возможность добраться до бобровых шкур и «бобровой струи», в прежние времена бобрам помимо поедания рыб инкриминировали еще и то, что они, строя плотины, «умышленно» затопляют луга и пастбища, да к тому же еще валят лес. Так, например, Фридрих Великий в 1765 году отменил все и всякие запреты на истребление бобра, так что всем, кому не лень разрешалось отстреливать и отлавливать «этих вредителей». В XVIII веке в Пруссии в течение целого столетия на них была разрешена свободная охота. Вскоре они там исчезли полностью; в Литве они тоже стали столь редкими, что уже в 1566 году цена бобра равнялась цене лошади. «
Маленькие трудолюбивые «гидростроители» исчезли также из всей Франции. Сегодня еще какая-то сотня их обитает под тщательной охраной в дельте Роны и ее притоков. Источником вечных забот и опасений для всех, кто радеет о родной природе, служат последние бобры, чудом сохранившиеся на среднем течении Эльбы, между Торгау и Магдебургом. В 1913 году их было всего 188, затем поголовье бобровой колонии несколько выросло во время первой мировой войны, когда большинство браконьеров призвали в армию, и к 1919 году их было уже 272, но затем поголовье бобров снова пошло резко на убыль, и к 1925 г. их опять осталось всего 100 экземпляров; потом оно опять возросло до 210 к 1945 году и снова упало до 100 в 1948 году. Прямо-таки отчетливое отражение политической истории нашего государства! В 1964 году подсчет дал опять 174 экземпляра, 16 из которых обитало в Шорфхайде и происходило от родоначальников, выпущенных в этих местах до второй мировой войны. В Мекленбурге (ГДР), говорят, живут четыре — шесть бобров родом из Воронежа, привезенных туда специально для акклиматизации. Только в ФРГ не было ни одного. За последние два десятилетия нам удалось расселить бобров и в ФРГ [8] . Раздобыть их было чрезвычайно трудно, потому что нам не хотелось использовать для этой цели канадских бобров, которые имеются во всех зоопарках Западной Европы. Шведы никак не могли изловить для нас у себя хоть несколько экземпляров, у ГДР и своих было мало. И наконец, мне удалось получить небольшую партию из Советского Союза. Так что у нас теперь обитают именно русские бобры. И вот теперь немецкий Союз охраны природы планирует завезти и поселить бобров на озере Шалзее, в Шлезвиг-Гольштейне или у Тирольской Ахе в Верхней Баварии.
8
В 70-х годах ФРГ получила несколько пар бобров из Воронежского заповедника и из ГДР. В некоторых районах ФРГ бобры образовали уже устойчивые популяции и расселяются по водоемам страны.
В начале века был такой случай. Частный Аквариум в Берлине, демонстрировавший посетителям на Унтер ден Линден разных водных животных, тайно приобрел одного из обитавших на Эльбе бобров. Слух об этом дошел до властей, и бобра было предписано вернуть на место. Обиженный владелец ослушаться не посмел, однако предварительно обменял немецкого бобра на канадского. И вполне могло бы статься, что бобровая колония на Эльбе перемешалась бы с канадскими бобрами и перестала быть чистокровной популяцией, если бы не счастливая случайность. Полуручной «канадец» сразу же после отъезда государственной комиссии, водворившей его на новое местожительство, вылез из вод Эльбы и добровольно залез назад в ящик, в котором его привезли, не пожелав воспользоваться прелестями вольной жизни. Пришлось везти его назад в Берлин.