Диктатор
Шрифт:
Но нельзя сказать, что все эти шаги вовсе не возымели эффекта. Боясь столкновений с плебеями, Сенат, к унынию Цицерона, согласился заплатить компенсацию лишь в два миллиона сестерциев на восстановление дома на Палатинском холме, а на восстановление домов в Тускуле и Формии – всего лишь полмиллиона и четверть миллиона соответственно, гораздо меньше действительной цены.
В последние два года большинство римских каменщиков и ремесленников были заняты на огромном строительстве общественных зданий на Марсовом поле, которое затеял Гней Помпей. Нехотя – поскольку любой, когда-либо нанимавший строителей, быстро учился никогда не выпускать их из виду – Помпей согласился передать сотню своих людей Цицерону. Тут же началась работа
Я знал, что Клодий отомстит. И вскоре, когда мы с моим хозяином работали утром над юридическими документами в таблинуме [29] Квинта, раздалось нечто вроде тяжелых шагов по крыше. Я вышел на улицу – и мне повезло, что в голову мне не угодили упавшие сверху кирпичи. Из-за угла выбежали перепуганные рабочие и закричали, что банда головорезов Клодия захватила участок и разрушает новые стены, швыряя обломки вниз, в дом Квинта.
В этот миг Цицерон с братом вышли, чтобы посмотреть, что стряслось, и им снова пришлось послать вестника к Милону, чтобы попросить помощи его гладиаторов. Как раз вовремя, потому что едва гонец исчез, как наверху несколько раз что-то вспыхнуло, и вокруг нас тут и там начали падать горящие головни и куски пылающей смолы. Вскоре огонь прорвался сквозь крышу. Перепуганных домочадцев вывели из дома, и всем, включая Цицерона и даже Теренцию, волей-неволей пришлось передавать из рук в руки ведра с водой, зачерпнутой из уличных фонтанов, чтобы не дать дому сгореть дотла.
29
Таблинум – помещение, примыкавшее к атриуму и обычно отделявшееся от него ширмой или перегородкой. Служило чем-то вроде «кабинета» – тут хранили документы и принимали деловых посетителей.
Монополией на тушение городских пожаров владел Красс. К счастью для нас, он находился у себя дома на Палатине. Услышав суматоху, триумвир вышел на улицу, увидел, что происходит, и взялся за дело сам. В поношенной тунике и домашних сандалиях, он появился возле дома Квинта с одной из своих команд рабов-пожарников, кативших пожарную цистерну с помпами и шлангами.
Если б не они, здание было бы уничтожено, а так повреждения, причиненные водой и дымом, сделали его просто не пригодным для жилья, и нам пришлось переехать, пока дом приводили в порядок. Мы погрузили наш багаж в повозки и с наступлением ночи двинулись через долину к Квиринальскому холму, чтобы найти временное убежище в доме Аттика, который все еще находился в Эпире. Его узкий древний дом прекрасно подходил для пожилого холостяка с устоявшимися умеренными привычками, но для двух семей с обширным кругом домочадцев и ссорящимися супругами он был не столь идеален. Цицерон и Теренция спали в разных частях дома.
Восемь дней спустя, шагая по Священной дороге, мы услышали позади взрыв криков и топот бегущих ног. Мы повернулись и увидели Клодия с дюжиной его прихвостней, размахивающих дубинами и даже мечами, – они бежали сломя голову, чтобы напасть на нас. С нами, как обычно, были телохранители из числа людей Милона, которые втолкнули нас в дверной проем ближайшего дома. Цицерона они в панике опрокинули на землю, так что тот разбил голову и вывихнул лодыжку, но в остальном не пострадал. Испуганный владелец дома, где мы искали убежища, Теттий Дамио, впустил нас и дал всем по чаше вина, и Марк Туллий спокойно разговаривал с ним о поэзии и философии до тех пор, пока нам не сказали, что нападавших прогнали и горизонт чист. Тогда Цицерон поблагодарил хозяина, и мы продолжили путь домой.
Мой господин находился в том приподнятом состоянии духа, которое иногда бывает после того, как смерть пронесется совсем рядом. Хуже дело обстояло с его внешностью: хромающий, с окровавленным лбом, в разорванной и грязной одежде… Едва увидев его, Теренция потрясенно вскрикнула. Напрасно он протестовал, говоря, что все это пустяки, что Клодий обращен в бегство и что раз враг унизился до такой тактики, это говорит о его отчаянии, – испуганная женщина не слушала. Осада, пожар, а теперь еще и это! Она заявила, что все мы должны немедленно уехать из Рима.
– Ты забываешь, Теренция, – мягко сказал Цицерон, – что однажды я уже пытался уехать – и посмотри, куда это нас привело. Наша единственная надежда – оставаться здесь и отвоевать наши позиции.
– И как ты это сделаешь, если даже средь бела дня не можешь ходить без опаски по оживленной улице?! – накинулась на него жена.
– Я найду способ.
– А какую жизнь тем временем будем вести все мы?
– Нормальную жизнь! – внезапно закричал на супругу Марк Туллий. – Мы победим их, ведя нормальную жизнь! И для начала будем спать вместе, как муж и жена!
Я смущенно отвел взгляд.
– Хочешь знать, почему я не пускаю тебя в свою комнату? – спросила Теренция. – Тогда смотри!
И тут, к удивлению Цицерона и, само собой, к моему крайнему изумлению, эта самая добродетельная из римских матрон начала распускать пояс платья. Она позвала на помощь служанку, после чего повернулась спиной к мужу и распахнула свою одежду, и служанка спустила его от основания шеи до низа спины, обнажив бледную кожу между лопатками, пересеченную крест-накрест по меньшей мере дюжиной ужасных багрово-красных рубцов.
Марк Туллий ошеломленно уставился на эти шрамы.
– Кто это с тобой сделал?!
Теренция снова натянула платье, и ее служанка опустилась на колени, чтобы завязать пояс.
– Кто это сделал? – тихо повторил Цицерон. – Клодий?
Жена повернулась к нему лицом. Глаза ее были не влажными, а сухими и полными огня.
– Шесть месяцев назад я отправилась повидаться с его сестрой, как женщина с женщиной, чтобы молить за тебя. Но Клодия не женщина, она – фурия! Она сказала, что я не лучше, чем сам предатель, что мое присутствие оскверняет ее дом. Она позвала своего управляющего и велела ему гнать меня бичом вон из дома. С ней были ее низкие дружки, и они смеялись над моим позором.
– Твоим позором?! – вскричал Марк Туллий. – Это лишь их позор! Ты должна была мне рассказать!
– Рассказать тебе?! Тебе, который поздоровался со всем Римом прежде, чем поздороваться с собственной женой? – Женщина словно выплюнула эти слова. – Ты можешь остаться и умереть в городе, если желаешь. А я заберу Туллию и Марка в Тускул и посмотрю, какую жизнь мы сможем вести там.
На следующее утро Теренция и Помпония уехали вместе со своими детьми, а несколько дней спустя (после полного взаимных слез прощания) Квинт тоже покинул Рим, чтобы закупать зерно для Помпея в Сардинии.
Бродя по пустому дому, Цицерон остро ощущал их отсутствие. Он сказал мне, что чувствует каждый удар, который вынесла Теренция, словно бич опускался на его собственную спину, что он истерзал свой мозг в попытках найти способ отомстить за нее, но ничего не смог придумать… До тех пор пока однажды, совершенно неожиданно, перед ним не мелькнул огонек такой возможности.
Случилось так, что в то время выдающийся философ Дион Александрийский был убит в Риме под кровом своего друга и хозяина Тита Копония. Это убийство вызвало огромный скандал. Дион приехал в Италию предположительно с дипломатической охранной грамотой, как глава делегации сотни выдающихся египтян, чтобы подать прошение Сенату против восстановления на троне их ссыльного фараона Птолемея XII по прозвищу Флейтист.