Динамит для сеньориты
Шрифт:
— Что случилось?
— Сама не поняла, — ответила я растерянно и положила пистолет на стол.
— Кто стрелял?
— Я.
Артур помолчал. Потом подошел к столу, взял в руки мой пистолет. Осмотрел.
— Выйди на балкон и побудь там немного. Внизу собираются люди и смотрят на окно.
Я вынесла кресло на балкон и села, приняв самую непринужденную позу. Пусть видят, что в доме ничего не случилось. Однако со мной что-то произошло. Никогда не поверила бы, что сделаю непроизвольный выстрел. У саперов и разведчиков это считается непростительным поступком. Помню, когда Гармона нечаянно выстрелил во время чистки оружия, его на целый месяц отстранили от операций. И в первый же выход после этого он погиб… Еще случай с капитаном Цветковым: он не заметил, как выронил из кармана пистолет, а после этого не прожил и месяца… Разведчики не имеют права на рассеянность. Почему это случилось со мной? Я не была ни излишне усталой, ни встревоженной… Что-то произошло где-то в подсознании.
Вечером снова приехал Тайга, и мы вышли к ужину. Говорили о вещах, касавшихся быта бойцов, о возможностях передислокации. Все в общих чертах, еще ничего решено не было. После ужина Артур, извинившись, вышел в свою комнату. Я догадались, что он не случайно оставил меня для разговора с Тайгой без свидетелей. Тайга молча и доброжелательно поглядывал на меня, а я опустила голову, молча теребила бахрому скатерти.
— Хотите поехать в Валенсию? — спросил он мягко, почти ласково.
— Зачем? — насторожилась я. Неужели теперь отчислят из отряда?
— Так, просто. Отдохнете, посмотрите что-нибудь в театре. Может быть, купите себе, что понравится.
Хитрят. Артур рассказал ему о выстреле.
— А где там жить?
— Можно в Альборалье.
В этом доме на улице Альборалья, где жили советники Генштаба, я бывала. Это небольшой особняк в один этаж. Под окнами цветники. Вспомнила, что там убили собаку за то, что она бегала по цветам. Нет, в Альборалью я не хочу.
— Можно в отеле.
Если так настойчиво предлагают, ехать придется.
— Посмотрите бой быков. Еще не видели?
Человеческая доброта иногда проявляется несколько странно. Почти всегда доброжелательным людям хочется, чтобы другие посмотрели то, что они с интересом смотрели сами. Если бы Тайга знал, почему я не хочу в Альборалью, он не предложил бы бой быков. Впрочем, это не одно и то же — видеть бой быков или как убивают собаку. У быка есть свои шансы, в чем я убедилась, когда все-таки пошла на корриду. В течение всего разговора Тайга не спускал с меня внимательного взгляда, но я почему-то не испытывала неудобства. У него были очень искренние, немного прищуренные, иронически поблескивавшие глаза. Черты лица неправильные, но, в общем, приятные. Не портили впечатления даже маленькие темные усики над верхней губой, какими гримеры часто украшают отрицательных героев в пьесах или кинофильмах. Мне тогда в голову не приходило, что Тайга не зря присматривался ко мне. Вскоре он сказал, что хочет дать мне самостоятельную работу инструктора при разведотделе в формирующемся Четырнадцатом корпусе. Незаметно для себя самой я начала привыкать к мысли, что поеду в Валенсию, и даже увидела в этом много приятного. Жаль только, что поеду одна, ребята тоже давно не были в тылу. Нашли бы, что делать в городе. Рискнула попросить за них. Тайга охотно согласился взять несколько человек.
Однако поездка была неожиданно отсрочена. Из Мадрида поступили какие-то указания, и ранним утром Тайга с Артуром выехали на один из участков фронта в сопровождении всего отряда. Меня с собой не взяли. Весь день я провела в одиночестве, никуда не отлучаясь. День ведался ясный, и солнце начало припекать не на шутку. Манола опустила жалюзи, чтобы немного отгородиться от жары и пыли, но пыль все-таки проникала в щели, оседая на всех предметах легким налетом и раздражая глаза. Наверно, да самой осени дождей не будет. Немного позже объявили воздушную тревогу. Заработали зенитки. Сквозь звучную дробь падающих на крышу осколков и грохот канонады я старалась определить, где падают бомбы. Они ложились где-то подальше от центра, и можно было особенно не беспокоиться. Фашисты, судя по всему, бомбили мастерские, где ремонтировали наши танки. Когда бомбежка кончилась, я решила проверить, не пострадал ли кто-нибудь, и узнать, какие были разрушения. Но не успела надеть шляпку, как зазвонил телефон. Я удивилась, но трубку взяла. Звонил писатель Илья Эренбург из Мадрида. Ему кто-то сказал, что я увела из гаража его машину, и он разыскивал меня по всей Испании. Интересно, как все-таки нашел? Надо было изменить не только расположение казармы, но и расположение нашего штаба. Разговор предстоял неприятный, но и уклониться было нельзя.
— Серенький фордик, что стоял в гараже в Мадриде? — спросила я со слабой надеждой на то, что у него была и другая машина, которая по законам фронта тоже могла исчезнуть.
— Да, да!
— К сожалению, мы ее разбили под Тарихой.
— Совсем?
— Совсем. Перебита ведущая ось…
— Зачем же вы это сделали? — в голосе Эренбурга послышалось такое искреннее и глубокое огорчение, что мне стало его жаль.
— Илья Григорьевич, — сказала я примирительно, — мы теряем и людей тоже…
— Да, да! Конечно… Простите, пожалуйста… Только я остался без машины.
Наверно, ему пришлось туго. Через тридцать лет при встрече он напомнил мне об этой машине, а я извинилась еще раз. Я с облегчением повесила трубку. Занимать телефон в такое время!
Артур и Тайга вернулись поздно. Буфет был закрыт. Наш повар выдавал еду только в положенное время. Приходилось таскать в карманах булки, чтобы перебиться.
Первым появился Барранко. Он нес винтовку над головой, хотя вода не доходила и до пояса. По этой манере нести винтовку на переправе над головой Артур его и узнал. Вслед за Барранкой переправилось еще несколько молодых ребят, но Хосе, Бонильи и Молины не было. Из взволнованного рассказа бойцов не сразу удалось понять, что фашисты устроили в ущелье засаду и забросали разведчиков гранатами. По счастью, это были итальянские гранаты, прозванные у нас «хлопушками». Цепочка наших бойцов разорвалась почти посередине. Те, что были впереди, сделали бросок вперед, остальные подались назад, никто не пострадал. Фашисты бросали гранаты с крутого склона, но так как ущелье было завалено крупными валунами, осколки летели в самых неожиданных направлениях, в том числе и в обратном. Тайга разрешил Артуру переправиться на ту сторону, чтобы разыскать и вывести наших ребят. Задача была не из легких: искать ночью в горах горстку бойцов, которые прячутся. Артур рассчитывал на то, что из ущелья им в ближайшее время все равно выбираться некуда. Надо было торопиться. На подмогу он взял Ретамеро. Осторожно пробираясь меж камней и кустарников, они вскоре наткнулись на двух мертвых. Это были франкисты, погибшие, скорее всего, от собственных гранат. Артур взял их документы и пошел дальше. Он не боялся, что свои примут его за врага. Наши бойцы так часто ходили ночью вместе, что привыкли узнавать друг друга по многим, казалось бы, совсем незначительным приметам: по манере останавливаться и прислушиваться, по шагам и даже по дыханию. Хосе, например, быстро и нетерпеливо продирался через кустарник напролом, но камни под его ногами не сдвигались с места. Ретамеро скользил змеей, только легкий шелест отмечал его путь. Леон долго путался в ветвях и начинал сопеть носом. Сальвадор, всегда жизнерадостный и беспечный, шел не останавливаясь и почти не прислушивался к тому, что делается вокруг, поэтому его всегда посылали с более осторожными бойцами. Маноло, наступая на ветви валежника, испуганно замирал, хотя в таких случаях ему следовало бы быстро менять положение. И никогда никто не слышал, как ходит Бонилья. Однако после ранения легких он так и не оправился до конца и дышал тяжело, особенно на подъемах. По дыханию его и узнавали.
Вскоре Артур заметил скольжение какой-то тени. Это был Хосе. Он тоже заметил Артура. Бонилья и Молина были там же. Раненых не было. После такой шумихи идти на захват «языка» не имело смысла. Пришлось возвращаться. Когда вернулись на свой берег, Тайга сказал Артуру:
— Больше я вам не советую переправляться на этом участке. Надо найти другое удобное место.
В Валенсию мы выехали в сопровождении почти всего отряда, следовавшего за нашей машиной в грузовике на почтительном расстоянии. Иначе наших ребят засыпало бы пылью. Тайга сидел со мной на заднем сидении, а Артур, по обыкновению, поместился рядом с Паскуалем. Проезжая Алкалу-де-Энарес, мы остановились на площади против памятника Сервантесу. Тайга еще не был в этом городе, знаменитом в средние века. Впрочем, раньше, чем стать средневековым, в какой-то далекой древности он назывался Камплутум, а наша Гвадалахара — Арриакой. Но от той поры не осталось ни одного архитектурного памятника. На выезде из города я увидела красные кирпичные корпуса Финки-де-лос-Локос и с досадой отвернулась. Артур усмехнулся, а Тайга вопросительно оглядел нас обоих. Когда я рассказала ему про Кампесино, Тайга рассмеялся.
— Об этом партизане я уже слышал.
До Валенсии езды несколько часов. За это время поговорили о многом.
— Больше я вам через фронт переходить не разрешаю. Вчера это было в последний раз, — сказал Тайга строго.
— Вам лично, — подчеркнул он, обращаясь к Артуру.
Мы с Артуром обменялись быстрыми взглядами: здесь возможны варианты. Запрещение такое мы слышали не раз и от Берзина, и от Мамсурова. Однако, когда Артур докладывал об успешной операции, выговоров не следовало; когда же операция не удавалась, мы помалкивали.