Шрифт:
Николай Наседкин
Динамо
Рассказ
1
Маше нравилось убивать мужиков.
Жертву она выбирала тщательно, придирчиво, не торопясь. Главное, что высматривала в потенциальной жертве - лопоухость. Чтобы был мужичок неприметный, неказистый, закомплексованный до упора и на женщин осмеливался смотреть-взглядывать только снизу вверх и украдкой. Конечно, лучше бы и слаще настоящего самца-красавца окрутить и угрохать, однако ж возможности свои Маша оценивала трезво: сама она не супермодель, не кинодива, да и в случае чего с настоящим-то самцом и физических сил не хватит справиться. Лучше не рисковать - на заморышей охотиться.
Этот (восьмой или девятый уже по счёту -
– Здрасте!
Он едва на затоптанный пол не сел. Испуганно вскинулся, понял-осознал, что Маша не ошиблась, именно с ним поздоровалась, вспыхнул, вместо ответного "здрасте" буквально квакнул, подавился, чуть, поди, штаны не обмочил...
С тех пор ещё раз шесть Маша подлавливала эту овцу усатую (ведь имел-носил усы - жиденькие, но всё ж!) в магазине, приучила довольно внятно отвечать на свои приветствия, выдрессировала взгляд сразу не опускать и не уводить в сторону... Короче, мужичонка ожил, посверкивать глазами начал, улыбаться робко при встрече, не зная, не подозревая, что час его скоро пробьёт.
И он пробил.
Был канун женского праздника - Маша специально так подгадала. Тем более, выпадала годовщина: ровно пять лет тому, именно 7-го марта её Витюша и утворил ей подарок, от которого до сих пор она в себя прийти не может и по ночам в подушку слёзы льёт - с Лидкой, лучшей Машиной подругой (товаркой-свидетельницей и на свадьбе была!) сбежал. В буквальном смысле слова сбежал - смылся. Маша ждёт-пождёт благоверного своего с работы, а он только утром позвонил: прости-прощай, не суди строго, это - любовь... Ха, любовь! За такую любовь яйца отрывать надо и живым в землю закапывать!.. Подонок!
Маша сторожила мужичка у магазина. Спрятавшись за киоск "Роспечати", щурилась, просматривала улицу. Хотя дело уже к вечеру, но солнце бушевало вовсю, совсем по-весеннему - в честь женского дня, что ли? Люди, само собой, суетились, куда-то спешили, тоже, как она, жмурились-щурились. Интересно, есть ли среди них хотя бы один счастливый человек?..
Наконец, он появился - от своего дома, через улицу. Маша уже выследила - живёт-обитает он в третьем подъезде. И хорошо, что рядом. Уж, само собой, пойти в кабак и затем в гостиницу этот тип вряд ли предложит. Лопух, лох, сверчок запечный! Пока он подходил, не замечая её, Маша ещё раз внимательно его осмотрела-оценила. Конечно, трофей не ахти какой: лет сорок уже явных (едва ли не вдвое её старше), нос длинный, унылый, сам худой, сутулится, одет невзрачно - кепочка, куртчонка... Ну, что ж, её Витюша тоже ни Шварценеггером, ни Ричардом Гиром, ни даже доморощенным каким-нибудь "бригадиром" Сергеем Безруковым не был - отнюдь. Однако ж вон чего учудил, сволочь!
Всё получилось быстро и ловко, словно кто помогал Маше. Мужичок, купив хлеба, молока и на этот раз шпикачек полкило (неужто тоже о празднике помнит?), встал ещё и в небольшую - человека три - очередь к аптечному киоску в углу магазинного зала. Маша незаметно подкралась, пристроилась сзади, кашлянула как бы ненароком ему в ухо. Обернулся, увидел и - явно обрадовался, растерялся, в кои веки первым поприветствовал:
– О! Здравствуйте!..
– И забормотал.
– А я вот - валидолу... Кончился валидол...
Маша глянула ему длинно в глаза и тихо, так, что слышал только он один, спокойно приказала:
– Презервативы купuте.
Мужичка в тот момент можно было снять в рекламе "Шок - это по-нашему!": все пломбы и железные коронки показал. Робко улыбнулся: мол, это шутка такая?
– Купите, купите, - строго, деловито и вместе с тем доверительно, как-то интимно повторила Маша, - одну упаковку.
Киоскёрша-провизорша уже требовательно на мужичка глянула.
– Мне... э-э-э... вон там...
– того явно заклинило.
Аптекарша догадливо помогла:
– Резинки, что ли? Какие?
Мужичок стал багровым, еле-еле выдавил шёпотом:
– Любые...
Фармацевщица воспользовалась моментом вполне: выкинула на прилавок упаковку самых навороченных кондомов - за двадцать два с полтиной. Мужичок еле денег по карманам наскрёб, про валидол даже и не вспомнил. Морда свёкольной стала - вот-вот, и удар хватит. Маша купила нитроглицерин. Мужик ждал её у входа, размыто улыбался. Она молча кивнула головой. Они пошли. Тот никак не мог придти в себя.
– Меня Маргаритой зовут, - ласково сказала Маша.
– Можно - Маргo.
Глянул затравленно, буркнул:
– Захар...
Маша чуть не фыркнула: ещё бы Дормидонт!
– А по отчеству?
– Иванович...
– также отрывисто квакнул тот.
Ну и ну!
– А можно без отчества?
– Маша взяла его под руку, со всей возможной нежностью заглянула сбоку в глаза.
– Конечно! Что вы! Конечно, можно! Какое отчество!..
– мужик вдруг возбудился так, что, такое впечатление, сейчас посреди улицы прям в штаны на ходу и кончит.
– А мы... мы куда идём?
– Ка-а-ак?
– ужасно удивилась Маша.
– Разве мы идём не к вам?
– Ко мне?.. Ах да, конечно, ко мне! Только... Может, вина или... водки?
Маша в открытую ухмыльнулась: откуда ж у тебя, милок, деньги на вино-водку? Но вслух, сделав голос грудным, волнительным, сказала:
– Не надо вина. Нам и без вина будет хорошо... Нам с вами и чаю хватит. Есть дома чай?..
Чай у Захара Иваныча дома был. Маша уже вовсю наслаждалась. Какой там чай! Он, милок, о чае и не вспомнит. Всё идёт-развивается по сценарию. Ещё в прихожей, сняв пальто, Маша, вернее в тот момент Маргарита, как бы ненароком прижмётся к лопоухому ухажёру, обожжёт (под тонким свитерком - ни маечки, ни лифчика), потом, чуть позже, опять как бы нечаянно ещё и ещё прижмётся, рукой по штанам проведёт, может быть, и поцеловать себя даже позволит (хотя от мужицких поцелуев её тошнит вовсю - поди уже лесбиянкой по натуре стала!), само собой, задышит глубоко, бурно, напоказ... Дальше вообще всё просто: отправит-погонит распалённого самца в душ - мол, давай, давай, я сейчас тоже остатние юбки-трусики скину да к тебе присоединюсь. А сама нитроглицерин ему на стол выложит (пригодится!), пальтишко на себя и - шмыг в дверь. Маша даже хихикнула раньше времени, представив физию голого Захара, с горящими глазами ожидающего её в ванной...
Ну, а самое наслаждение, конечно, нахлынет через день или два, когда она как бы невзначай столкнётся с ним на улице. Вот этот момент, это - как оргазм, а может, и слаще (об оргазмах Маша представление имела смутное): он будет злиться или унижаться, грозить или молить - не важно; важно, как она смерит его холодным взглядом с кепчонки до штиблет и величественно осадит: "Что? В чём дело? Мы разве знакомы?.."
Напарница по работе Танька, бывшая в курсе этих её вылазок-мщений во вражеский стан, не раз предупреждала: смотри, нарвёшься как-нибудь на горячего мужика - в морду даст, а то и в самом деле изнасилует... Ну, это вряд ли! От тех, каких Маша выбирает, подобных подвигов ждать-опасаться нечего. Она больше боялась, как бы какой продинамленный хлюпик не самоубился, руки на себя не наложил... Впрочем, даже если и такое произойдёт-случится - туда и дорога.