Динка
Шрифт:
«Лень! Лень!» – кричит она во сне и с усилием открывает глаза. За окном серенькое утро. Динка приникает горячим лбом к стеклу. По дорожке проходит нагруженный вещами Кулеша, рядом с ним семенит Никич с двумя узлами... Марина догоняет их у калитки и что-то быстро говорит Никичу. Динку охватывает безысходное отчаяние... Значит, это правда, они уезжают... Вещи уже унесли... Она осторожно открывает дверь маминой комнаты... Там так голо и пусто... На окнах нет занавесок, кровать сложена и приставлена к стене, у письменного стола
Динка выходит на террасу... Марина сидит у стола и что-то пишет... Девочка останавливается за ее стулом.
– Я никуда не поеду, мама. Я буду ждать Леньку, – тихо и упрямо говорит она, не поднимая глаз.
Марина быстро оборачивается и, обняв ее одной рукой, привлекает к себе.
– Леня еще может приехать... Сейчас очень рано, ложись спать. Утром мы пойдем с тобой на пристань и узнаем, когда придет пароход. На всякий случай я пишу письмо Лениному капитану...
Марина читает Динке письмо, но Динка не слушает его. В ее растревоженном сердце вдруг зарождается надежда.
– Может быть, пароход уже пришел? Я сейчас сбегаю на пристань, мама! – шепотом говорит она. – Сейчас уже совсем светло!
– Нет-нет! Потерпи еще немножко! Мы пойдем вместе! – ласково говорит мать.
Динка отходит от ее стула и усаживается на ступеньки:
– Я подожду утра здесь.
Марина с глубокой жалостью смотрит на ее сиротливую фигурку. Динка подбирает босые ноги под длинную ночную рубашку и, опустив голову в колени, молчит.
Мать садится с ней рядом, кутает ее плечи в свой платок, осторожно поднимает кудрявую голову и заглядывает девочке в глаза. Темные, пустые, наплаканные глаза не отвечают на ее ласку, и матери делается страшно.
– Диночка, мама понимает твое беспокойство. И если Леня не приедет, мама примет все меры...
Марина не находит слов, ее смущает темный, безразличный взгляд дочки. Измученная ее горем и бессонной ночью, Марина с трудом удерживается от слез.
– Разве ты не веришь своей маме, Диночка? – тихо спрашивает она, дотрагиваясь до крепко сжатых маленьких рук.
Динка молчит и смотрит куда-то далеко-далеко, поверх деревьев... Серое, холодное утро медленно вползает в сад, хмурый осенний туман поднимается с земли...
Марина встает и, подойдя к столу, перечитывает свое письмо к капитану, потом бегло дописывает несколько строчек и, запечатав конверт, прячет его в свою сумочку. Потом она уходит в комнату и снова что-то складывает там. А Динка молчаливо и неподвижно сидит на крыльце, ждет, когда настанет утро...
Алина осторожно приоткрывает свою дверь и, застегивая на ходу платье, шмыгает в мамину комнату. Динка слышит тихие голоса мамы и Алины, они о чем-то советуются и шепчутся, как две подружки... Динка еще ниже утыкается головой в колени и закрывает глаза. Непреодолимый сон сковывает ее.
Алина выносит из комнаты целый ворох какой-то одежды и кладет ее на перила.
– Я положу здесь, чтобы было наготове. А что ты наденешь, мамочка? – шепотом спрашивает она.
– Я надену папино любимое платье... – тихо говорит Марина.
– Конечно! Ты нарядись, мамочка! И не заплетай косы, хорошо? – шумно радуясь, бросается к матери Алина, но мать испуганно показывает ей глазами на безмолвную Динку. Лицо Алины сразу меняется; краска досады проступает на ее щеках. – Ты не должна этого позволять, мама! – возмущенно шепчет она.
Марина хмурит тонкие брови, горькая складка ложится около ее губ.
– Я страдаю вместе с ней... – тихо отвечает она.
На дорожке слышны тяжелые мужские шаги.
– Это Никич с Кулешей, – озабоченно говорит Марина. – Беги скорей, предупреди их, чтобы не разбудили Динку.
Алина осторожно обходит сидящую на крыльце сестру и бежит навстречу приезжим.
– Тише, тише!.. – машет она рукой. – Мама просила не будить Динку...
– Будить Динку? А зачем нам ее будить? – удивляется Кулеша.
– Капризы, капризы... – ворчит Никич. – Поменьше б потакать вам! Ишь чего разделала девчонка!
Они подходят к крыльцу и останавливаются перед спящей Динкой.
– Ну, как теперь? Нам вещи носить, а она сидит на самой дороге... – хмурится Никич.
– Ничего, ничего... Дружбу надо уважать! За такой подружкой я бы пошел на край света! – шепотом говорит Кулеша и, высоко поднимая ноги, шагает через две ступеньки, на цыпочках обходя спящую Динку.
Марина, стоя на террасе, благодарно улыбается. А Динка спит... Из комнат выволакиваются тяжелые корзины; Кулеша, упираясь коленями в большой узел, обвязывает его ремнями. На террасе наскоро закусывают бутербродами.
– Ну, кажется, все! Завтра мы с Никичем сдадим вещи в багаж и приедем сюда с подводой забирать мебель. А на сегодняшний день дачу надо будет заколотить, – говорит Кулеша, поспешно доедая бутерброд и связывая вместе два узла.
– Кулеша! Это невозможно! Ну как вы потащите один? – беспокоится Марина.
– Как потащу? Очень просто! Я такой верблюд! – говорит Кулеша, одним взмахом перекидывая через плечо два узла и поднимая с пола корзину. – Давайте еще что-нибудь! Одна рука свободна!
– Нечего, нечего больше... У нас остались только ручные вещи... Так вы завезете это на квартиру и будете ждать нас там? – спрашивает Марина.
– В пять часов... Выбирайтесь отсюда пораньше. На квартире у вас содом и гоморра... Надо же еще сложить все зимние вещи, – деловито шагая к крыльцу, говорит нагруженный как верблюд Кулеша. Осторожно обойдя Динку, он останавливается на дорожке и долго смотрит на свернувшуюся в комочек жалкую фигурку. – Скажите ей, что я не виноват... Я рад бы сам приволочить из Казани этот самый Ленькин пароход.