Я примерять люблю цилиндры мертвецов,Их надевать белёсые перчатки.Так принимают сыновья отцовИ Евы зуб на яблоке сетчатки.На розовый, холёный книжный листКладу изнемогающую рукуИ слышу тихий пароходный свистКак круговую гибели поруку.Подходит ночь, как добродушный кот,Любитель неприличия и лени;Но вот за ним убийца на коленях,Как чёрный леопард, крадётся год.Коляска выезжает на рассвете,В ней шёлковые дамы “fin de siecle”.Остановите, это смерть в карете!Взгляните, кто на эти козлы сел!Растёт возок, и вот уже полнебаОбвил, как змей, нерукотворный бич,И все бросаются и торопятся бытьПод жёлтыми колёсами. Кто не был!Но что скачок,
пускай ещё скачок,Смотри, с какой невыразимой леньюЗемля вращается, как голубой зрачокСентиментального убийцы на коленях.август 1925
75.
Пролетает машина. Не верьтеКак кружащийся в воздухе снегКак печаль неизбежной смертиНелюдим этот хладный брегПолноводные осени былиНе стеснялись сады гореватьИ что первые автомобилиШли кареты как эта кроватьТа кровать где лежим холостыеПраздно мы на любильном станкеИ патронами холостымиГреем кожу зимой на вискеВыстрел выстрел фрегат сгорячаПо орудии. Зырили давечеНо Очаков на бахче зачахЗавернули за вечер и завечерСомный сон при бегах поспешахЧует кол на коллоквиум счастияДует: Ластится ходко душаК смерти рвущей на разные части1925
76.
На улице стреляли и кричалиВойска обиды: армия и флот.Мы ели пили и не отвечали,Квартиры дверь была, была оплот.Плыло, плыло разъезженное полеВ угоду экипажам сильных сном.Ещё плыло, ещё, ещё, не боле,Мы шли на дно, гуляли кверху дном.Мычало врозь разгневанное стадо,Как трам трамвай иль как не помню что.Вода катилась по трубе из сада,За ней махало крыльями пальто.На сорный свет небесного песцаДругие вылезали, вяло лая.Отец хватал за выпушку отца,Мотал как будто. Вторя: не желаю.Зверинец флотский неумело к нам.Мы врозь от них, кто врос от страха в воду.Питомник басуркуний. Время нам!В хорошую, но сильную погоду.1925
77.
Запор запоем, палочный табак.Халтурное вращение обоев!А наверху сиреневый колпак:Я не ответственен, я сплю я болен.(Катились прочь шары, как черепаКатаются, бренчат у людоеда.Бежала мысль со скоростью клопа,Отказывалось море от обеда.)Я отравляю холодно веснуБесшумным дымом полюса и круга.Сперва дымлю, потом клюю ко сну(В сортире мы сидим друг против друга.)И долго ходят духи под столом,Где мертвецы лежат в кальсонах чистых,И на проборы льют, как сны в альбом,Два глаза (газовых рожков) – любовь артиста.Запор рычит, кочуют пуфы дыма,Вращается халтурное трюмо,И тихо блещет море невредимоСредь беспрестанной перемены мод.1925
78.
А.Г.
В серейший день в сереющий в засёрыйБеспомощно болтается рукаКак человек на бричке без рессоровИли солдат ушедшего полкаЛоснящиеся щёки городовНамазаны свинцовою сурьмоюИ жалкий столб не ведая годовРуками машет занявшись луноюИ было вовсе четверо надеждПять страшных тайн и две понюшки счастьяИ вот уже готов обоз невеждГлаголы на возах в мешках причастьяБеспошлинно солдатские порткиВзлетают над ледовыми холмамиИ бешено вращаются платкиЗа чёрными пустыми поездамиСклоняется к реке холёный дымБесшумно убывая как величьеИ снова город нем и невредимСтирает с книг последние различья1925
79.
Лицо судьбы доподлинно светлоПокрытое веснушками печалиКак розовое тонкое стеклоИль кружевное отраженье шалиТак в пруд летит ленивая лунаОна купается в холодной мыльной пенеТо несказуемо удивленаТо правдой обеспечена как пеньеБормочет совесть шевелясь во снеНо день трубит своим ослиным гласомИ зайчики вращаются в тюрьмеИспытанные очи ловеласовТак
бедствует луна в моём мешкеТак голодает дева в снежной ямеКак сноб что спит на оживлённой драмеИль чёрт что внемлет на ночном горшке1925
80.
Шасть тысячу шагов проходит жизньНо шаг один она тысяченожкаДрема как драпать от подобных укоризнБорцову хватку разожми немножкоПусть я увижу. Знаю что и какНо вовне всё ж ан пунктик в сём слепогоБыть может в смерть с усилием как какЯ вылезаю ан возможно многоОгромная укромность снов мужейО разомкнись. Всю ль жизнь сидеть в сортиреСтук слышу рядом вилок и ножейМузыку дале жизнь кипит в квартиреЗвенит водопроводная капельНо я в сердцах спускаю счастья водуИ выхожу. Вдруг вижу ан метельОпасные над снегом хороводы1925
81.
Окружает призрак моря призрак сушиСиневея невещественной волной во тьме железнойНевещественный поток течёт в пустынеВ города вступает сверху внизУлица-река где рыщут рыбыМедленно несёт сутулый трупИ болтается в воде его игривыйКостяной язык меж тонких губА навстречу из воды пучистойДева-ангел в фиолетовом трикоВыплывает. Важный нежный чистыйОн скользит в глубоком сне вниз головойА над ним подводный садФосфоресцировала бледно флора днаЛунный лик над морем возвращалсяИ прилив вставал смеясь со снаИ въезжают в воздух звуки мракаМеталлический марсианский вальсГромкоговоритель на забореНечеловечески и невидимо пел
82. Этика
Голубое солнце танцевало но не восходилоОно щёлкало своими рачьими клешнямиОно давало обратный ходПолный оскорбления недействиемПолный увеселительных полётовПолный скрежетом хрустальных зубовОно было в совершенной безопасности
83. Воскресная прогулка солдата
Завивание воздушного шара продолжалось целый месяцНаконец золотой песок был насыпани алюминиевые граммофоны затрубили отъездПоследней взошла на палубу Melle Miecmememс полуконцертным роялем [под] мышкойЭто вызвало бурю энтузиазмаРастерявшийся солдат продолжает висеть на шёлковой верёвкеподнимаетсяАааахМоре 40 000 метров высотыСолдат висит5 600Солдат упорствуетКапитан вежливо просит его не настаивать6 000Солдат закуривает папиросу и насвистываетУдивление пассажиров ночьМолния начинает летать вокруг аэростатаКак фальшивая акулаОна впивается ему в затылокГлухой выстрел тревога дирижабльЛомается пополам как огурец
«Воскресная прогулка солдата»
84. La rose croix
Шум шагов и вод и бояТанец птицы рёв трубыСлышу [32] я через обоиСлышим [33] мы через гробыВозникает он как раннийХриплый голос тихий стукКак виденье в ресторанеЖёлтый выстрел на мостуАн слегка и вот всецелоМироздание гремитЛихо пляшет КонсуэлаОгнь меча из-под копытИ на Вас на нас навылетКлонится лазурный шагТы ли мы ли Выли Вы лиВаша ли [34] моя ль душаТихо ходит кровь по жиламГусто смерть лежит в часахДремлют лица пассажиров [35]В безобразных волосахИ опять привычным жестомЧешет смерть гребёнкой лобНе подвинувшись ни с местаНе покинувши свой гробЭто вечное вращеньеЭто млечное прощеньеГолубое отвращеньеСмейся позабудь о мщенье