Дискрет
Шрифт:
В дверь звонят — длинно и нудно. Но я не собираюсь вставать — знаю, что это опять управдомша. Всё ещё надеется уговорить меня поставить камеру. Нет бы вспомнить про оставленный дома включённым утюг! Звонки обрываются, как обрезанные. Вот и чудненько.
У меня есть электронная читалка, но дома я предпочитаю читать бумажные книги. От них удовольствия на порядок больше — ни с чем не сравнимый потрясающий запах кожи, бумаги и клея, шероховатость уголков, гладкость тиснения, шорох переворачиваемых страниц… Обожаю! Удобно подминаю подушку под грудь, пристраиваю увесистый томик в полунаклонном положении, с опорой на диванный валик. Открываю заложенную страницу. Сегодня меня ждёт встреча не с благородным космическим торговцем, а с добрым и правильным вампиром, желавшим сделать всех людей счастливыми. Вполне себе наш современник
Я умею читать быстро, но не люблю. Тем более, когда читаю второй раз. Или третий. Люблю перечитывать понравившееся, смаковать каждую прочитанную строчку, иногда подолгу задумываясь о своём. Вот как про того оборотня, например. Он покусал умиравших детей. И они выжили, и стали оборотнями — а врач, слабенький светлый маг, получил разрешение спасти ещё нескольких, во имя восстановления нарушенного равновесия. Вроде бы мелочь. Но для меня эта мелочь сделала книгу, заставила перечитывать снова и снова. Хороших людей больше, я знаю, да — но как же приятно лишний раз убедиться, что не только я знаю это! И не важно, по какую они сторону терминатора, эти люди — они всегда найдут возможность договориться, пока начальственные сволочи дерутся насмерть за сферы влияния или кормовую базу. Потому что они, эти самые простые хорошие люди и нелюди, понимают, что спасённые дети важнее — и не так уж при этом важно, на тёмной или светлой стороне улицы они потом будут жить, эти спасённые, главное, что они будут жить.
Это я сейчас такая умная, да… Потому что злиться разучилась и всё знаю про важность вкусненького. Обжёгшись на кофе, дуют на колу, вот и стараюсь более не голодать. И уделяю самое пристальное внимание мелочам. Ибо пустяки как раз и есть самое опасное, они неожиданны и вроде как ничтожны, от них не ждёшь западла вселенского масштаба. А для ребёнка вообще нет пустяков, всё жутко важно и смертельно серьёзно. Одиннадцать-двенадцать, самый паскудный возраст в этом смысле, самой себе ты кажешься уже ну оооочень умной и совершенно взрослой. Первые мысли о мальчиках… первое недовольство собственным внешним видом, первые диеты.
Как же его звали, того блондина с третьей парты? Из-за него тогда и злилась-то по большому счёту, а фильм не очень-то и причём был. Хотя я всегда терпеть не могла эти киношные башни-близнецы — за предсказуемость. Практически в каждом фантастическом боевике — ужастике, триллере, экшне, постапе, катастрофе и так далее — их обязательно взрывали. А тут ещё и Валерик, бестия белокурая, альфа-самец прыщавый, ушёл в кино с конопатой Дашкой. Я его смотрела днём раньше, то кино, и сама хотела туда с Валериком как раз, поохать и повизжать, за его руку хватаясь. Он обещал! А тут Дашка… ох, и разозлилась же я тогда! Но почему-то не на Валерика, и даже не на Дашку — что на неё злиться? Она хорошая, пять лет за одной партой, она же не виновата, что Валерик таким козлом оказался! Обещал со мной, а пошёл с ней, Казанова из четвёртого Б! тоже, наверное, решил, что белый человек, а не тварь дрожащая, а потому право имеет выпустить из себя внутреннего льва, а тот оказался с рогами и бородой. За что на него злиться, на балбеса?
Забавно.
Даже тогда, ничего ещё толком не понимая, я уже не умела злиться на людей…
Я злилась на фильм. Дурацкое кино, глупый боевик, опять мировые террористы, катаклизмы вселенского масштаба и герой, спасающий Америку. Ну и падающие башни, конечно же, как же без них! Я построила их из кубиков, очень злая была. Думала пнуть ногой, но показалось слишком просто. И я взяла со стола в кабинете папин свежесклеенный боинг…
Когда человек падает на асфальт с этажа этак выше двадцатого, звук получается совсем нестрашный. И не то чтобы очень громкий. Влажный такой, словно мокрой тряпкой шлёпнули по мягкой земле. Очень мокрой тряпкой, чтобы разбрызгалось. Целых костей не остаётся, внутренние органы превращаются в кашу, действительно, просто мокрая красная тряпка. Шлёп. Снова шлёп.
В башнях из кубиков людей не бывает. Наверное — поэтому.
Я орала так, что сорвала связки и несколько недель потом не могла говорить, только хрипела. Оно и к лучшему — вряд ли я бы тогда наговорила чего хорошего. А родителям и так несладко пришлось — дочь в больнице с непонятным диагнозом, и врачи переглядываются и смотрят сочувственно. Они всё понимали, мои родители, не могли не понимать! Но не хотели признавать очевидного и упорно меняли местами причину и следствие. К тому времени, когда я снова смогла говорить, я уже не спорила с ними, поняв, что им так проще. И приняв их право на эту простоту. Для меня с того дня всё тоже стало намного проще — и одновременно сложнее. С падением башен кончилось моё детство — с важностью мелких обидок и трагедиями из-за ерунды. Я словно сразу выросла, повзрослела лет на десять, через месяц вернулась в школу совершенно другой. И не понимала сперва, как могли остаться прежними одноклассники — мир-то вокруг изменился, причём так страшно! А они — нет. Словно не было в помине этих влажных булькающих шлепков…
С книгами было проще. Я буквально поселилась в читальном зале нашей библиотеки и глотала фантастику, только фантастику, одну лишь фантастику. По каталогу, запоем, наплевав на качество текста — главное, чтобы я не могла поверить в прочитанное, а, значит, не могла и воплотить его ненароком. А если бы и могла — то где-то там. Далеко, на другом краю безбрежной вселенной. Чем дальше — тем лучше. Поначалу я только про космос и читала, про другое боялась. Потом поняла, что не так важно — о чём, куда важнее — как.
Я не стала ничего объяснять одноклассникам — не из высокомерия, просто они же не были ни в чём виноваты. Виновата была только я. К тому же я уже стала взрослой, а взрослые не перекладывают свою вину на детей.
Чёт я грустная какая-то… ну это легко исправимо, вот мы сейчас на булочку мясико, да с оливочкой…
Чёрт!!!
Ну вот так и знала!
Ну вот всегда такое паскудство!!
Стоит умоститься получше — и обязательно окажется, что что-то забыла! Или перепутала — как в этот раз, взяв сладкую булку вместо солёной. Городской батон, он же с острым носиком, как могла перепутать, спрашивается, с тупорылой сладкой столичной сайкой? Да ещё и с изюмом! Ну как можно есть с копчёным мясом сладкую булку? Понятное дело, что никак! А, значит, придётся спускаться в наш минисупермаркет, хорошо ещё, что он прямо в подъезде. Но всё равно — вставать и надевать кеды, и зашнуровывать, и тащиться до лифта, и вообще прерванный кайф раздражает… ладно, ладно, не раздражает совсем, забавляет скорее, в движении жизнь и всё такое. Зато потом уже никуда не пойду. И в кино тоже не пойду — нафига мне сдалось это кино? Буду валяться, лениться, есть мясо с солёной булкой, закусывать шоколадкой, запивать чаем с облепихой и читать…
Перед входной дверью слегка медлю и громко хлопаю дверцей шкафа. Я всегда минуту или две топчусь в прихожей перед тем, как выйти. Даже если мне вовсе и не надо одеваться, даже летом, даже когда обута. Громко напеваю или разговариваю сама с собой, стучу расчёской по подзеркальному столику, долго щёлкаю замком туда-сюда, словно не могу открыть. Даю время уйти — всем тем, кто, возможно, снова написал стихи на моей двери. Я не хочу на них случайно наткнуться. Не хочу знать даже он это или они. Ведь могут же однажды они написать нечто такое, что меня разозлит по настоящему. Пусть на секундочку — но всерьёз. А ведь они наверняка хорошие люди, ну или он, если он таки один там, он хороший, я точно знаю, что хороший.
Я так хочу, и, значит, это правда.
11. Восхитительная штука метро!
Нет, что ни говори, восхитительная это штука — метро! Тёмные тоннели, уходящие в бесконечность, вертикальные лампы, отражающиеся в мраморном зеркале пола и плывущие назад — всё быстрее, быстрее, быстрее… дробное стаккато вагонных колёс, мелькающие во тьме огонёчки, и даже листовка на стекле: «ушла из дома и не вернулась…»
Почему-то они листовки эти постоянно именно на мой вагон клеят. Будто чувствуют что. Хотя — что они могут чувствовать? Так, совпадение.