Диспетчер атаки (сборник)
Шрифт:
Беззвучные слезы и сбивчивый шепот. Это могло продолжаться всю ночь, и наутро он прятал красные глаза за широкими черными очками, хранившимися в бардачке его джипа. Он плакал и дрожал, дергаясь на каждый звук. Что-то говорить в эти минуты было бесполезно. В такие минуты она думала о том, что все это когда-нибудь закончится, что эти трудности, которые всегда бывают в начале пути. Она просто обнимала его и гладила его мягкие русые волосы.
Славик был незаурядным. Мог по трем нотам определить группу и год выпуска альбома, и ему было достаточно увидеть полминуты видеофильма или просто экранной графики компьютерной игры, чтобы определить, кто к этому приложил руку. Всем этим он остроумно жонглировал, складывал в оригинальные смысловые цепи, стягивал в клубки ассоциаций.
Она очень гордилась тем, что он первой рассказал ей о том, что сделает. О его кластере. Кластер, который
Но за все это надо платить. Хакинг на Магистрали, "серые дилеры", заказчики, которые норовят прокинуть, вечная опасность быть взятым за жабры киберами, постоянные переезды. Все, все это когда-нибудь кончится...
Катя поднялась с кровати и надела халат, висевший на стуле. Она подошла к нему и обняла его голову, поставив левое колено на кровать. Мягкие темно-русые волосы с пробором посередине, четкий рисунок губ, серые глаза, полные слез. Катя чувствовала, как судорожно подергиваются его неширокие плечи с накинутым на них одеялом. Катя посмотрела ему в глаза, пытаясь успокоить взглядом, поскольку слова ему сейчас были не нужны. Его лицо бывало разным, очень подвижная, живая мимика, он быстро реагировал на все, что происходило, не скрывая своих эмоций. И мог имитировать кого угодно и что угодно. И для этого ему не нужен был никакой грим. Может быть, именно эта подвижность была тем, что заинтересовало ее в нем в тот самый первый раз, когда они встретились. Но сейчас его лицо было неподвижным и бледным в свете матрицы работающего ноутбука. Она опять обняла его, крепко, до хруста позвонков, прижав к себе.
За окнами было тихо, только далекий гул проезжающих мимо кейджа редких машин вибрировал в тонких пластиковых стенах мотеля.
Дядя Олаф жил на четвертом этаже здания на улице Храма. Эту квартиру, а точнее, весь этаж, он купил лет пятнадцать назад и поначалу собирался сделать в ней одну из своих галерей. Перепланировка, которую он провел почти тогда же, превратила четырехкомнатную квартиру в единый зал, но экспонатами и предметами продажи эта галерея так и не была заполнена. Вопрос о том, как использовать квартиру, повис в связи с разводом дяди Олафа со своей первой женой. Часть имущества отошла к ней, и поскольку более подходящего помещения под жилье у него не оказалось, дядя Олаф переделал галерею в квартиру. Дизайнеру-авангардисту был сделан заказ на концепцию "жилища для холостяка". Тот справился с задачей блестяще и с юмором. В зале не было ни одного закрытого угла. Все было выставлено напоказ, мебель размещена в нарочитом беспорядке, кухня, ютившаяся рядом с входной дверью, отличалась крайней простотой исполнения вкупе с системой полной автономности - для приготовления пищи достаточно было нажать пару кнопок на панели управления; более всего независимость и наплевательское отношение хозяина к приходящим в его жилище выражал его санузел - унитаз размещался рядом с ванной прямо посреди зала. Дядя Олаф даже изобрел способ быстрого выпроваживания нежеланных посетителей: налив крепкого кофе, он ждал, пока гостя припрет, и на вопрос "а нет ли у вас другого туалета?" отвечал, что "я живу один". Впрочем, для своих он включал режим оптического экранирования объекта. Система, которая обеспечивала подобный эффект, была одним из элементов общей пространственной системы апартаментов Олафа Мортона.
За нарочитой простотой дизайна скрывалась цельная технократическая концепция апартаментов со "смещенным пространственным акцентом". Переводя на человеческий язык, квартира была напичкана аппаратурой, которая могла создать практически любой оптический эффект, связанный с изменением окружающего пространства, и воссоздать образ любого объекта природы или результата человеческой деятельности. За считанные секунды апартаменты могли оказаться открытой площадкой над водопадом Виктория, залом в Новоафонских пещерах, копенгагенским баром "Дублинец", наполниться абстрактными образами, совершающими не менее абстрактные трансформации, или прокуренным стрип-баром на тихоокеанском побережье где-нибудь в Северной Калифорнии.
Реализация подобных эффектов в пределах виртуального пространства была делом обычным, но в реальном мире такие фокусы стоили больших денег. Системы проецирования сложных образов, самонастраивающаяся оптика, трансформирующиеся элементы обстановки, замаскированные в капитальных стенах, программируемые полимерные "блоки"
Дядя Олаф разбирался во всем этом. Консультируя богатых чудаков, желавших сделать из своей усадьбы собственную вселенную, живущую по собственным законам, он испытывал новинки сезона в полевых условиях - в своей квартире. Каждый раз Эрика находила в его квартире что-то новое - проекционную систему на несимметричных многогранниках, нанококон с роем роботов, которые могли воспроизводить десять тысяч скульптур из всех исторических эпох, обои из полимеров на RIMM-памяти, меняющие раскраску в зависимости от эмоционального фона хозяев квартиры. Проще было перечислить те новинки из области дизайна интерьеров, которые не прошли через квартиру на улице Храма. Одно Эрика никак не могла для себя уяснить - почему она никогда не заставала в этих апартаментах монтажников, занимающихся очередным ремонтом.
Она поднялась на четвертый этаж и нажала кнопку старомодного звонка, на самом деле служившей сенсором, настроенным на линии указательного и большого пальцев руки. Дверь открылась сама, и Эрика прошла в апартаменты. Дядя Олаф поприветствовал ее на шведском откуда-то из угла, в котором размешалась кухня. Эрика плохо говорила на языке матери, предпочитая английский. Дядя Олаф плохо говорил на английском. Прожив больше двадцати лет в Париже, он впитал истинно французскую неприязнь к языку "островитян", и если бы не необходимость общаться с деловыми партнерами, он бы вообще не пользовался им. Несмотря на то что свою русскую родню он видел довольно редко, дядя Олаф пытался поддерживать свой русский на уровне. Это был один из курьезных фактов из жизни семьи Мортонов, разъехавшейся по всему миру. Собираясь вместе, они общались на всех известных им языках сразу. Эрика выходила из этой ситуации просто. Обычно она активизировала переводчики со шведского, русского и французского.
Олаф вышел из арки, разделявшей главный зал и кухню. На нем был двубортный светло-зеленый костюм, под которым была такая же светло-зеленая рубашка, застегнутая до последней пуговицы. Вокруг шеи был небрежно намотан белый шарф. Результат двадцатилетних попыток натурализоваться в местных условиях. Здесь эти шарфы носили через одного, невзирая на возраст, пол, социальный статус и погоду. Но отсутствие типичной скандинавской бороды и этот шарф все равно не делали из него парижанина. Причины были серьезные - темперамент дяди так и остался скандинавским.
В руке Олафа было два стакана с грейпфрутовым соком, судя по всему, только что выжатым из натурального продукта.
Первые пять минут они определялись с языком общения, рассказывали последние семейные новости, сетовали на жизнь и радовались встрече. Потом чокнулись стаканами с соком. Потом лицо дяди Олафа стало чуть серьезнее, а голос чуть ниже:
– Хорошо, а теперь рассказывай, что у тебя стряслось?
– Куда можно подрубиться?
– На восьмой порт. Как всегда. Тут я ничего не менял.
– Он посмотрел на часы.
– Ты куда-то спешишь?
– На эту встречу можно опоздать. Ты же знаешь французов.
Эрика отдернула рукав плаща и активизировала передающий канал, закачав данные в локальную сеть дома через инфракрасный порт, вмонтированный в письменный стол. Посередине комнаты возникла проекция...
...В конце длинного, отделанного темно-бордовым коридора была дверь, массивная, из темного дуба, без ручки и замочной скважины. Чистая, моренная не меньше двух раз поверхность. Номер в отеле. Транзитная зона для командированных, любовных пар, переживающих переход от этапа романтического увлечения к более серьезным движениям, дилеров, совершающих "серые" сделки. Комнаты, в которых никто не живет больше недели. Посередине помещения стоял стол, на котором был телефон с диском вместо кнопочного циферблата, антиквариат темно-зеленого цвета с длинной царапиной, идущей по внешней стороне изогнутой трубки. Здесь кто-то был. Совсем недавно. И, видимо, собирался прийти снова. Рядом с телефоном был пустой стакан и россыпь таблеток разной формы и цвета. В углу стояла вешалка с висевшим на нем длинным кожаным пальто. Зеркало, рядом с которым стояла вешалка, ломало обыденность и простоту обстановки. Вместо ровной поверхности в полукруглую раму было вправлено то, что остается после того, когда камень попадает на водную гладь, - круги, расходящиеся от центра. В этой комнате не было дверей. Та дверь, которая привела сюда, потерялась среди симметричного рисунка обоев. Это была первая из тысяч загадок, которую содержал этот лабиринт. Камера сделала круг по комнате и направилась к зеркалу, подернутому рябью волн от попавшего в них камня...