Дитя человеческое.Психофизиология развития и регресса
Шрифт:
Практически мало чем отличается от данной классификации деление сказок, предложенное мифологической школой: мифологические сказки, сказки о животных, бытовые сказки. Более широкую классификацию сказок дает Вундт (I960):
• Мифологические сказки — басни;
• Чистые волшебные сказки;
• Биологические сказки и басни;
• Чистые басни о животных;
• Сказки «о происхождении»;
• Шутливые сказки и басни;
• Моральные басни.
Исходя из постулата, согласно которому «изучение формальных закономерностей предопределяет изучение закономерностей
I. Один из членов семьи отлучается из дома (отлучка).
II. К герою обращаются с запретом — запрет.
III. Запрет нарушается — нарушение.
IV. Антагонист пытается провести разведку (выведывание).
V. Антагонисту даются сведения о его жертве (выдача).
VI. Антагонист пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или ее имуществом — подвох.
VII. Жертва поддается обману и тем невольно помогает врагу — пособничество.
VIII. Антагонист наносит одному из членов семьи вред или ущерб — вредительство.
IX. Одному из членов семьи чего-либо не хватает: ему хочется иметь что-либо — недостача.
X. Беда или недостача сообщается, к герою обращаются с просьбой или приказанием, отсылают или отпускают его — посредничество.
XI. Искатель соглашается или решается на противодействие — начинающееся противодействие.
XII. Герой покидает дом — отправка.
XIII. Герой испытывается… чем подготавливается получение им волшебного средства или помощника — первая функция дарителя.
XIV. Герой реагирует на действия будущего дарителя — реакция героя.
XV. В распоряжение героя попадает волшебное средство — снабжение.
XVI. Герой переносится, доставляется или проводится к месту нахождения предмета поисков — пространственное перемещение между двумя царствами — путеводительство.
XVII. Герой и его антагонист вступает в непосредственную борьбу — борьба.
XVIII. Антагонист побеждает — победа.
XIX. Начальная беда или недостача ликвидируется — ликвидация беды или недостачи.
XX. Герой возвращается — возвращение.
XXI. Герой подвергается преследованию.
XXII. Герой спасается от преследователя — спасение.
XXIII. Герой неузнаваемым прибывает домой или в другую страну — неузнанное прибытие.
XXIV. Ложный герой предъявляет необоснованные притязания — необоснованные притязания.
XXV. Герою предлагается трудная задача.
XXVI. Задача решается — решение.
XXVII. Героя узнают — узнавание.
XXVIII. Ложный герой или антагонист-вредитель изобличается — обличение.
XXIX. Герою дается новый облик — трансфигурация.
XXX. Враг наказывается — наказание.
XXXI. Герой вступает в брак и воцаряется свадьба.
Но может ли такое формальное интеллектуальное «разжевывание» сказки помочь проникнуть в ее истинные, скрытые «пружины» воздействия на глубинные чувственно-эмоциональные переживания, в том числе на процессы воображения ребенка? Речь идет об осознании не только и не столько чисто внешних формально-логических, вербально-рациональных признаков сказки. Речь идет об осознании главного — их внутреннего подсознательного (психоэмоционального) строя.
И наконец, главный вопрос: может ли такое формальнологическое понимание сказки стать осознанным инструментом, с помощью которого творческий воспитатель-педагог смог бы приступить к сочинению развивающих душу ребенка сказок? К сожалению, на этот вопрос нельзя дать положительного ответа до тех пор, пока не будет вскрыта не формальнологическая структура сказки, а подсознательно-чувственный психоэмоциональный строй. Речь идет об эмоционально-обусловленном строе намерений-действий (функций) героев, с помощью которых в душе ребенка оформляются те, либо иные чувственно-эмоциональные установки (доминанты).
Нельзя не обратить внимания и на то, что при попытке не структурно-формального, а целостного функционального анализа сказок В.Я. Пропп пришел к некоторым чрезвычайно важным (с нашей точки зрения) закономерностям их построения:
Во-первых, о чрезвычайной устойчивости функций героев различных сказок; во-вторых, об ограниченности числа их функций; в-третьих, о строгой логической последовательности таких функций; в-четвертых, об однотипности построения всех волшебных сказок.
В связи с этим мы провели анализ не формальнологического, а эмоционально-подсознательного строя русских народных сказок, изложенных А.Н. Афанасьевым (Афанасьев А.Н. «Народные русские сказки». М.: Худ. лит-ра, 1977).
В результате пришли к глубокому убеждению, что «мишенью» воздействия сказок является не рационально-вербальный (умственный) мир ребенка, а чувственно-эмоциональный, т. е. подсознательный.
К тому же практически все народные сказки направлены на формирование у ребенка устойчивой структуры нравственноэтических чувственно-эмоциональных доминант. Оказалось, что многократное их прослушивание способствует формированию у ребенка устойчивых векторов эмоциональных переживаний. Помогает формированию устойчивого чувственноподсознательного динамического стереотипа.
Краеугольным же камнем такого подсознательного чувственного стереотипа являются структуризация и глубинное разведение в первичных рефлекторно-инстинктивных чувственных аффектах добра и зла, а также формирование устойчивой направленности чувств на добро, на сочувствие боли и страданиям другого, на неприятие и отторжение зла и т. д. А это является основополагающим в формировании человечности у каждого пришедшего в этот мир дитя человеческого. По отношению к ребенку, к будущему взрослому человеку мы должны, наконец, осознать главное: воспитание в чувствах человечности на этапах детства является определяющим в вочеловечивании новых поколений людей.