Дитя двух миров
Шрифт:
Надо сказать, что в сексе я всегда неукоснительно придерживаюсь принципа «safety first», что по-английски значит «безопасность превыше всего». Рассудительность не мешает чувственности, а мозг — это очень важный половой орган. И бог (тот самый, который с луком и с крылышками, Эрос его фамилия) миловал — я ещё не разу (в отличие, скажем, от той же моей сильно невезучей Кристинки) не попадала в «интересное положение». И вот на тебе, попала. Но самое главное — после моего возвращения из Эххленда я ни разу ни с кем не того. Да и по времени — доктор сказал «на третьем месяце». Но тогда… Тогда это значит… Нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда!
А почему, собственно говоря, «не может быть»? Ещё как может!
— Тебе нехорошо, доченька? — тут же участливо спросила мама.
— Мам, всё путём, — я поспешила её успокоить и вернулась к своим размышлизмам.
Итак, следуя законам логики, мы имеем двух претендентов на титул «виновник торжества», он же счастливый папаша: крылатого разбойника Костю и эльфийского короля. И вероятнее всего, мой ребёнок — это дело рук (то есть не рук, а… ну, вы понимаете) Шумка: я была королевой Алавой почти полгода, и если бы моя предыдущая гаремная жизнь не прошла бесследно, то результат за это время проявился бы, стопудово. Правда, есть и ещё один вариант: я попала в Эххленд уже в беременном состоянии (я лихорадочно перебрала в памяти свои интрижки до того как — тут вполне мог быть замешан Славка). С одной стороны, логично: я ведь вернулась домой почти в то же время, в которое провалилась в люк. Но с другой стороны — нет, не сходится. Я жила в Эххленде нормальной жизнью: ела, спала и всё остальное-прочее — вся физиология (в том числе и женская) работала у меня как положено. А это значит, что я всё-таки унесла с собой эххийский подарок (да ещё какой!). Как там сказал мне на прощанье его эльфийское величество — «Что бы ты хотела оставить себе на память об Эххленде?». Ну-ну, знал бы этот белобрысый тип, что я себе оставила на память…
По приезде домой я сначала основательно перекусила, и только потом, на сытый желудок, приступила к делу. Я ожидала от мамани потоков слёз и заламывания рук, но она восприняла моё сенсационное сообщение более чем адекватно — я даже удивилась.
— Вот и хорошо, — очень спокойно сказала она. — Стану из потенциальной бабушки бабушкой реальной.
— Мам, ты чего? — возмутилась я. — Совсем с крышей поссорилась? Какая бабушка? Это же вся жизнь наперекосяк! Нянчиться со спиногрызом, играть в нищую мать-одиночку — вот только этого мне и не хватало для полноты счастья! Счаз, разбежалась! Сделаю аборт — и точка!
— Какой аборт, Алиночка? На таком сроке? Ты что, хочешь себя изуродовать на всю оставшуюся жизнь? Локти потом кусать будешь: захочешь родить, да не тут-то было, поезд уже ушёл.
— Да в гробу я видела эти твои поезда! — я еле сдерживалась, чтобы не перейти на энергичный матерный — маманя его терпеть не может. — Я вообще рожать не собираюсь — ни-ког-да!
— Дурочка, — мягко сказала мама и погладила меня по голове. — Какие твои годы? Не зарекайся, жизнь — она длинная.
Я только сердито сопела. «Всё равно сделаю по-своему…».
— А кто отец? — осторожно поинтересовалась маман, подождав, пока моё сопение не сделалось более мирным. — Тот мальчик, которого Лёша…
— Нет, — коротко буркнула я.
— Я его знаю?
— Нет.
— Он живёт здесь, в Петербурге? — не отставала потенциально-реальная бабушка.
— Нет, — я криво усмехнулась. — Он живёт далеко — очень далеко. Так далеко, что…
— Но хоть алименты с него получить можно?
Вот тут, несмотря на своё мрачное настроение, я чуть не расхохоталась. Хотела бы я знать, каким это макаром можно стребовать алименты с короля неведомого параллельного мира, находящегося хрен знает где? И чем он будет их платить? Разве что маной — денег-то у эххов не водится! Хотя если бы его эльфийское величество соизволил сотворить для меня (и, между прочим, для своего отпрыска тоже)
В общем, мы ещё долго препирались, и когда пришёл Петрович, он застал нас обеих основательно зареванными. Узнав, в чём причина слезоразлития, он подвёл итог решительно и веско.
— Не дури, Алина. Рожай. Выкормим. «Мерседес» твоему детёнышу я не обещаю, но с голоду он не пропадёт, и человеком станет. Я видел, как умирают люди, — пусть лучше они рождаются.
Я не стала с ним спорить, но и принятого решения не изменила. То есть от аборта-то я отказалась (маманя всё-таки меня убедила), но есть ведь и другие способы — например, не забирать ребёнка из роддома, а отказаться от него прямо там, не отходя от кассы.
Вопрос «Кто отец?» остался открытым. Посудите сами, не могла же я рассказать маме и Алексею о своих фэнтезийных приключениях (я об это вообще никому не рассказывала). В результате такого откровения я оказалась бы в психушке, однозначно, причём они упекли бы меня туда исключительно из гуманных соображений — как бы моей же пользы для. Тяжело с этими стариками — уж больно мозги у них замшелые.
Но Кристина меня таки расколола, точнее, я раскололась сама (честно говоря, давно хотелось).
Узнав, что я залетела, она сначала ахала и охала, потом принялась делиться своим богатым опытом выхода из подобных ситуаций, а когда я сказала, что поздно пить боржоми, призадумалась. Вот тут наш разговор и свернул на мою невероятную историю — я выложила Кристе всё, как на духу.
Реакция моей задушевной подруженьки была своеобразной.
— И где ты такую траву берешь? — протянула она участливо и в то же время с оттенком зависти. — Вот это глюки…
— Чёрные глюки, — фыркнула я. — Ты что, типа мне не веришь? Не догоняешь? Я же тебе правду рассказала! Думаешь, почему я свой роман так быстро написала? Да потому что это дневник, в натуре. А ты думала что, я великая писательница земли русской, сюжеты сами в голову прыгают? Ага, счаз…
Кристина смотрела на меня ошалело, и я так и не поняла, поверила она мне или нет. Ну и ладно, не очень-то и хотелось…
Зато директор нашей конторы по безотходному производству денег на пустом месте, когда я в конце лета сообщила ему о том, что намерена в скором будущем уйти в декретный отпуск, поверил. Вопрос своей возможной причастности к факту моей беременности шефа не волновал (за всё время работы в фирме мне как-то удалось избежать его пылкой страсти, да он не сильно и настаивал — в избытке хватало куда более покладистых), но и платить мне он явно не собирался.
Подумав и прикинув в уме дебет-кредит, он посмотрел на меня змеиным взглядом и предложил уволиться по собственному желанию.
— Нет, — решительно заявила я. — Я честно работала на вас три с лишним года, и хочу получить то, что мне причитается. По закону, между прочим.
— Закон, что дышло, — гаденько ухмыльнулся босс. — Не гони волну, девочка.
Меня окатило жаром. Стены кабинета растаяли, и на их месте проступил лес — дикий и незнакомый. А посередине этого леса, наполненного звуками и запахами, стояла я (или не совсем я?). В моей руке (или не моей? рука была крепкой и мускулистой) был зажат грубо обработанный острый камень, у ног лежала подбитая крупная птица (и я знала, что это я её сбила), а прямо передо мной присел на задние лапы серый зверь — то ли волк, то ли шакал, то ли дикая собака. Зверь глухо ворчал и скалил зубы. Он явно претендовал на мою добычу, но я не собиралась её уступать, потому что (я это тоже знала) меня ждал мой детёныш, который хотел есть. И я тоже оскалила зубы и зарычала, крепко сжимая своё примитивное оружие. И зверь не прыгнул — он взрыкнул, клацнул зубами, развернулся и исчез в густых зарослях. Я перевела дух, и окружавший меня первобытный лес начал таять, пока не исчез совсем. Я снова сидела в директорском кабинете.