Дитя Ее Высочества
Шрифт:
Стоило благородным господам открыть двери, как на них обрушился кабак. Он ослепил глаза дымным полумраком, в котором, как огни ада, мутным пламенем горели масляные светильники и дымился очаг. Забил нос дикой смесью горелого жира, пролитого пива и человеческой вони. Оглушил нестройным ревом неприличной, но разухабистой песенки, стуком оловянных кружек по столу, в попытках привлечь внимание служанки, и визгом этой самой служанки. Измазал полы суконных плащей напластованием сажи на стенах, под которой кое-где виднелась побелка.
Кабатчик, стоявший за стойкой
С другой стороны, кого особо волнуют два дворянина, решивших выпить пива и закусить свиными ребрышками? Мало их вот в таких кабаках, что ли? Ну а если наткнётся такой лорденок на лихих людей, то наверняка по нему никто убиваться не будет. Правда, возможно и сам дворянчик отправит излишне жадных до чужого имущества в Бездну. Так и это поводом для слез не является.
Стоило господам сесть, как кухарка лично приволокла им блюдо свежезажаренных ребрышек, только что выпеченный хлеб, исходящий слезой сыр и два кувшина пива. Получив от герцога шлепок по необъятному заду, а от принца золотой в не менее необъятное декольте, тоненько, но как-то привычно, без энтузиазма взвизгнув, кухарка осведомилась, не хотят ли господа скрасить столь скучный вечер.
Господа хотели. Вечер и впрямь начался неудачно, а заведение папаши Гозо, кроме всего прочего, славилось хорошенькими, молоденькими, чистенькими и сговорчивыми служаночками. Правда, за свои услуги они брали больше, чем иная графиня. Но, порой, приветливость и душевное тепло бывает дороже золота.
– И вот, представьте себе, едут они, словно только что из сказки воплотились. Пусть меня дар покинет, если я вру, но вокруг принцессы прямо сияние золотое. И небо расступилось, а там - престол. И у престола - ангелы! И у всех лица такие добрые-добрые. Чего не видел, о том врать не буду. Самих Отца и Мать облака укрывали. Но ангелы точно принцессу благословляли - за это поручусь…
Громкий голос вещавшего отвлек Дарина, исследующего на предмет безопасности декольте хихикающей служанки. Принц обернулся к рассказчику, задумчиво хмыкнув. Потому что он, в отличие от некоторых находящихся в кабаке, подтвердивших правдивость говорящего, ангелов днем не видел.
Но молодого парня, в котором по хронически голодному виду, потрёпанному плащу и фанатичному взору можно было опознать либо поэта, либо студента, неосведомленность принца не смутила. Он, стоя на столе во вдохновенной позе, продолжал ораторствовать в свое удовольствие.
– А рядом ехал принц, весь в черном, на вороном коне…
– Да белая у него коняга была!
– подал голос кто-то неопознанный.
Но на него цикнули, призывая к порядку.
– Не мешай врать, - озвучила общее мнение кухарка, привалившаяся могучим плечом к двери, ведущей на кухню.
– Больно сказку-то послухать хотца. Эх, я-то от плиты никак не могла отойти…
– И вот, - не обращая внимание на правдолюбцев, заунывным голосом рассказывал поэт, - никто не увидел откуда, но появились черные злодеи. Десять из них, сверкая кривыми кинжалами, бросились на короля. А еще десять - на принцессу. И главарь их взревел как дракон: «Будешь моею!». Но принц преградил ему дорогу и изрек: «Моя она! Нас сам Отец обручил, а Мать благословила! И быть нам вместе во веки вечные! Не отдам вам мою возлюбленную на поругание!». Выхватил он свой сверкающий клинок и вступил в неравную борьбу со злодеями.
– Что характерно, даже с лошади не слезая, - тихо заметил юный герцог.
– Нелегко ему пришлось, бедному. С церемониальной-то шпагой и на лошади, да против десятерых с кинжалами.
– Тс-с-с, - прошипела служаночка, сидящая у него на коленях, - дайте послушать, добрый господин. Любовь-то какая красивая…
– Про любовь я ничего пока не слышал. Только про злодеев, - ухмыльнулся Далан, но решив не огорчать девушку, заткнулся.
– Первой полетела голова главного злодея. С одного удара снес принц ее с черных плеч…
– Шпагой?!
– не выдержал герцог и, видимо боясь, что сам не справится, уткнулся носом в кружку.
– А потом одного за другим он лишил жизни остальных злодеев…
– Которые, видать, в очередь выстроились!
– не помогла кружка.
– Спрыгнул он с коня, и черные его сапоги попрали камни, по которым текли реки крови. Взял он голову главного злодея, встал на одно колено…
– Не утоп, в реке-то?
– … и преподнёс своей супруге…
– Во, кретин!
Служанка, не выдержав такого надругательства над любовью, презрела девичью застенчивость и зажала герцогу рот ладошкой.
– … со словами: «Так будет с каждым, кто покусится на твою честь!»…
– Так они кинжалами размахивали или другим чем, когда к принцессе-то бежали?
– повысил голос юной герцог, без труда убрав ладошку со своего лица, не забыв ее поцеловать.
Кое-кто из присутствующих одобрил его домыслы громовым хохотом. Но и это рассказчика не остановило.
– А принцесса отвечала ему: «Ты мой защитник и спаситель на веки. За это я отдаю тебе сердце свое!». И одарила принца нежнейшим из поцелуев!
– Опять-таки, не слезая с лошади! Это принца-то, стоящего на коленях в бурном кровавом потоке! Ну, дают, венценосные!
– белокурого красавца прорвало.
– И, кстати, оцените доброту-то нашей принцессы, которую сами ангелы благословили. Он ей, значит, голову супостата, а она ему: «Будешь, мол, навеки теперь меня охранять!». Нет, рецепт мне понравился. Я тут как-то одной графиньке сережечки с изумрудиками преподнёс, чтобы она, значит, мне свою благосклонность подарила. А она нос воротит! Вот я дурак! Головы нынче возлюбленным дарят. Слышь, малышка, - обратился он к зардевшейся служанке, - тебя тоже головы привлекают? Или, может какую другую часть тела злодейского подарить? Ты намекни, я мигом!