Дитя любви
Шрифт:
А Грегори тем временем продолжал:
— Нелли и Монмут не ладят друг с другом.
— Еще бы! — подтвердила Харриет. — Она думает, что он нацеливается на трон, а даже сама мысль об этом ей невыносима, ибо это означает смерть Карла.
— Нелли дала Монмуту прозвище и теперь зовет его «принц Перкин», — говорил Грегори.
— Намек на Перкина Уорбека, который претендовал на трон, не имея никаких прав, — пояснила Харриет.
— А он ответил ей тем, что при всех посетовал, как это его отец может выносить постоянное присутствие этой неотесанной деревенщины, в ответ на
— Насколько я знаю, она сама называет себя «протестантской шлюхой». Извините меня, леди, — улыбнулась Харриет Кристабель и мне, — но двор далеко не так чист, и мы вынуждены прибегать ко всяким грязным словечкам, описывая его. Да, точек зрения здесь много, и могу поспорить, что, когда король действительно умрет, снова начнутся беспорядки. Так что, за здоровье Его Величества!
Разговор и далее продолжался в том же духе, но я больше всего хотела услышать новое о Джоселине, а это, естественно, за столом обсуждать было нельзя. И все так же Харриет не позволяла мне оставаться с ним наедине. Она считала, что все идет хорошо: никто не подозревает, что Джоселин совсем не тот, за кого себя выдает, и никто в доме — не считая Грегори и ее самой — не знает, что я и Джоселин уже встречались.
— Несколько недель тому назад мы плавали на Эйот, — сказала она. — День тогда выдался просто прекрасный — спокойный и тихий. Джон великолепно управлял лодкой. Да ты и сам мог бы доказать это, Джон, покатав леди на лодке! Так что, если завтра выдастся хорошая погода…
— Я бы с удовольствием поехала, — сказала я, сверкнув глазами, так как поняла, что Харриет выискивает нам предлог для встречи.
— Ну что ж, будем молиться, чтобы погода завтра не испортилась, — сказала Харриет. — А я вам приготовлю корзину со всякими лакомствами. Там, в развалинах, есть такие местечки, что порой вам может показаться, будто призраки монахов глядят на вас оттуда, но не думаю, что они появятся днем, ты как считаешь, Грегори?
Грегори ответил, что сильно сомневается, появятся ли они и ночью, но, судя по местным преданиям, все так и происходит.
Я с нетерпением ждала той минуты, когда смогу остаться с Джоселином наедине, смогу поговорить с ним, обсудить будущее. Интересно, куда он отправится после того, как попадет во Францию? Но я понимала, насколько опасно для нас оставаться вместе чересчур долго и говорить обо всем этом в доме. Я должна была себя вести так, будто раньше никогда не была знакома с Джоселином, а это было нелегко.
Когда я вернулась в свою комнату, я была слишком взволнована, чтобы сразу лечь и заснуть. Я надела халат и начала расчесываться, когда в дверь мою постучались в первый раз. Это была Кристабель.
Она вновь стала той же Кристабель, какой она была по приезде в Эверсли. Сияющая девушка, мелькнувшая перед моим взором, снова скрылась за маской: те же ничего не выражающие глаза, тот же предательски подвижный рот.
Она опустилась на кровать.
— Могу я поговорить с тобой? — спросила она.
— Да, конечно.
— Это был такой день — и странный, и волнующий. Я думаю, Харриет — самая необычная женщина из тех, кого я видела. Она обладает совершенной красотой, и она так обаятельна! Пока я наблюдала за ней, я поняла, что в ней есть все, чего не хватает мне. После того как я познакомилась с ней, я, наконец, осознала, что я — не что иное, как неуклюжая простушка!
— По сравнению с Харриет мы все такие!
— Нечестно, что у некоторых… — Ее рот, несмотря на отчаянные попытки помешать этому, чуть скривился. Она продолжала:
— У некоторых людей еще с самого рождения есть все, а у других…
— С Харриет было совсем иначе. Она выросла в бедной семье! Мать как-то сказала, что она — внебрачная дочь странствующего музыканта и деревенской девушки! А может, Харриет сама сочинила эту сказку? Как бы то ни было, я точно знаю, что пробилась она в свет с самых низов!
— Незаконнорожденная?! Харриет?!
— По словам моей матери. Я все точно узнаю, когда прочту дневники матери, но Харриет действительно всегда получала все, что бы ни пожелала!
— Еще бы, у нее такие глаза!
— Да, но не в этом дело, а в силе ее личности, в ее энергии! Я думаю, она прекрасна: она может быть абсолютно бессовестной, но каким-то образом ей все прощается! Мне кажется, нет такого человека, который не смог бы простить Харриет: когда-то, давным-давно, простила Харриет моя мать. Правда, не отец: он другой…
Я замолкла, и Кристабель сказала:
— Значит, завтра мы с Джоселином едем на Эйот?
— Да, — ответила я. — Там мы сможем спокойно поговорить. Он скоро уедет! Харриет столько для нас сделала!
— О, Присцилла, какая ты счастливая! Все оборачивается для тебя лишь хорошей стороной! Я часто размышляю о твоей жизни: ты родилась в великолепном доме, твоя мать любила тебя, старая Салли Нулленс хлопотала вокруг, а затем — эта романтичная любовь, и все идет прекрасно для тебя!
— Но он должен уехать во Францию! Его жизнь в опасности!
— Все будет в порядке, потому что это твоя жизнь, а некоторым с рождения не везет!
Волнение от встречи с Джоселином, моя радость по поводу поездки сюда несколько омрачились. Она напомнила мне об уехавшем Эдвине и о том, что причиной его отъезда стала моя мать, — в этом я была абсолютно уверена. Да, несчастливо все складывается для бедной Кристабель, так как Эдвин никогда не пойдет против родительских запретов! Он хотел пройти по жизни, не ввязываясь ни в какие передряги. Эдвин не любил разочаровывать людей, думаю, он скорей предпочел бы разочароваться сам.
— Я пойду, — сказала Кристабель. — Ты, наверное, устала. Будем надеяться, что завтра выдастся хороший денек.
Я не стала удерживать ее. Минут через пять ко мне в спальню вошла Харриет. Она выглядела просто очаровательно в своем легком голубом капоте, обшитом по краям кружевами.
— Еще не спишь? — сказала она. — Я так и думала: слишком много переживаний! Я так рада, что ты успела приехать до отъезда Джоселина! Это даст вам немного времени побыть вместе. Двое влюбленных! Это ведь твоя первая любовная интрига? А мать знает?