Дитя магии
Шрифт:
— Держи, чудовище. — Ифрит, воровато оглядевшись по сторонам и убедившись, что за нами никто не наблюдает, опустил на стол поднос, на котором стояла чашка с дымящимся рисом и тарелка салата.
— Спасибо, ты настоящий друг, — с чувством поблагодарила я, принимаясь за еду.
— Да ладно, чего уж там, — буркнул он, как-то странно наблюдая за тем, как я активно поглощаю еду, и добавил: — Подкормить бы тебя надо, а то совсем в дороге отощала.
Я едва не поперхнулась салатом, прыснув:
— Кто?! Я?! Да я всю жизнь такой была!
— Родителей твоих пороть надо! — авторитетно
Меня начал разбирать смех. Фыркнув пару раз, я низко склонилась над тарелками, чтобы не обижать заботливого джинна, а он продолжал ворчать себе под нос все время, пока я заканчивала ужинать.
— Кстати, Лекс, — вдруг перешел на серьезный тон ифрит, — ты не находишь, что вон тот тип за противоположным столиком за тобой наблюдает?
— Гм? — удивилась я, замерев с поднятой кружкой. — Кто?
— Во-о-он в том темном углу, — показал мой хранитель на какого-то странного человека, который сидел в дальнем углу зала. — Да нет в том, в правом. И не надо так таращиться на него! Хочешь, чтобы он обо всем догадался?
Я поспешно приняла ничем не заинтересованный вид и рассеянно осмотрелась по сторонам. Точно. Наблюдает. Физиономию разглядеть, как ни пыталась, не смогла, зато почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. Собственно место, откуда на меня так настырно пялились, было полностью скрыто тенью, так что не видно было даже столика.
Я задумчиво отпила кофе. Бабушка, что ли, решила меня подстраховать и послала какого-нибудь слугу? Да нет, зачем ей это? Ладно бы один день проследить, но все остальные?.. Это просто глупо, а моя бабуля была женщиной мудрой. Тогда кто? Я терялась в догадках.
— Странный товарищ, — заметил джинн, — готов побиться об заклад, что я его уже где-то встречал.
Я едва не поперхнулась. Вспомнила! Два последних дня меня повсюду преследовали глюки — мне казалось, что за нами кто-то едет, а позавчера один довольно странный тип зашел на постоялый двор следом за мной. Я еще внимание на него обратила, потому как он очень выделялся из толпы: на постоялых дворах собирался народ простой, открытый, а этот, едва успел зайти, так сразу прошмыгнул за такой вот темный столик, даже не снимая шляпы и не опуская воротника длинного черного плаща.
— Как думаешь, это не бабушкины проделки? — осведомилась я у своего хранителя.
— Вряд ли, — хмыкнул он, — я же с тобой, а мне она доверяет. Нет, что-то тут нечисто…
— Ладно, ну его, — встала из-за стола я, — утро вечера мудренее. Не знаю, как ты, а я хочу спать.
— А я бы на твоем месте поступил по-другому, — с осуждением заметил ифрит.
— Вот и поступай, — посоветовала я. — А мне сейчас катастрофически нужен отдых.
Я демонстративно зевнула и, обогнув столик, не спеша, отправилась наверх, чувствуя, как таинственный взгляд буквально буравит мой затылок. Хранитель, пробормотав что-то про разведку боем, заявил, чтобы я двигала спать, а он пока побудет здесь и покараулит того типа.
Поднимаясь, я пожелала спокойной ночи «случайно» оказавшемуся в этот момент на лестнице хозяину постоялого двора и, увильнув от разговора, насколько мне понравился ужин, поспешила в свою комнату.
На постоялых дворах все комнаты были стандартными. Кровать, столик, кресло, шкаф, ковер и две двери, кроме входной, — одна в ванную комнату, вторая на балкон. Зайдя к себе, я первым делом настежь распахнула окно, впустив в душную спальню прохладный сумрак южной ночи, а потом занялась сумками. Любимое занятие по вечерам, угу. Мой ифрит, отвечавший за сохранность имущества, имел отвратительную привычку с утра пораньше, с восходом Светлой звезды, начинать лазить по сумкам в поисках возможной пропажи, а приводить все в порядок после него было сущим наказанием, не говоря уже о том, что он совершенно не давал мне спать.
Время было еще не позднее, так что я решила в очередной раз разложить все по местам, а, разбирая, обнаружила, что у меня уже нет ни одной чистой вещи. Зашибись. Ну да, десять дней в дороге по пыли и грязи сделали свое черное дело. Наверно, завтра придется немного притормозить и сделать привал, если, конечно, одежда не успеет высохнуть за эту ночь. Додумав, я решительно засучила рукава и пошла устраивать генеральную стирку, от которой меня отвлек появившийся хранитель.
— Ты чего тут затеяла на ночь глядя? — полюбопытствовал он.
— Стирку, как видишь, — отозвалась я, кинув ему только что прополосканную рубаху. — Развесь на балконе, будь добр.
Ифрит одобрительно покивал и, покряхтывая, подхватил таз с чистой одеждой, утащив его на балкон. С его помощью я закончила все дела раньше, чем предполагала, и, приняв ванну, надела единственное чистое, что у меня осталось, — голубую пижаму с розовыми мишками. Правда, спать, как это ни странно, совсем расхотелось, читать бабушкину нудистику — тоже не было совершенно никакого желания, и я, натянув тапки (которые, к слову, имели вид милых пушистых котят с длинными хвостиками), отправилась на улицу немного подышать свежим воздухом, а джинн, так и не уговорив меня остаться в комнате, вздыхая, увязался следом.
Пока мы спускались по лестнице, хранитель тихо ныл, однако, заслышав доносящиеся из главного зала приглушенные голоса, вынужден был немедленно заткнуться.
— Один голос — это тот самый, — внимательно прислушавшись, проинформировал он.
— Который за мной следил? — встрепенулась я, осторожно заглядывая в обеденный зал.
— Угу. Сидят.
В комнате царил полумрак, однако в том же углу я ясно различила три темных силуэта, которые, склонясь друг к другу, о чем-то усиленно шушукались, видимо, замышляли какую-нибудь гадость. Я, подгоняемая любопытством, присела на корточки и, растворившись в тени, поползла к заговорщикам.
— Лекс, ты чего задумала? — забеспокоился хранитель. — Ты же обещала бабушке не делать глупостей!
— Я еще и не начинала, — усмехнулась я, притаившись под соседним от троицы столиком.
Да, чуть не забыла. Для тех, кто ищет несоответствия в моем рассказе, поясню — мы с джинном переговаривались мысленно, так что могли спокойно общаться безо всяких опасений, что нас услышат и засекут. Мне, правда, приходилось внимательно следить за собой, чтобы в некоторых случаях банально не разораться, но это уже так, лирика.