Дитя Реки. Корабль Древних. Звездный Оракул
Шрифт:
— Я захватил фонарь, — наконец сказал Ананда и поднял его над головой. Это оказался маленький медный сигнальный фонарик с линзой, чтобы можно было сфокусировать луч. По идее, они собирались приманивать им добычу.
Дирив и Йама разомкнули объятия, а Ананда сказал:
— Я видел сегодня днем ваших солдат, брат Йама. Они шли строем по старой дороге. В городе говорят, что они ищут еретиков, которые хотели поджечь плавучую гавань.
— Если в округе на день пути есть еретики, сержант Роден их найдет, — сказал Йама.
— А
Ее шея казалась еще длиннее, когда она оглядывалась по сторонам, всматриваясь в темноту развалин. Пушистые волосы были откинуты с выбритого лба и сбегали на спину. Рубаха с поясом открывала взору длинные стройные ноги. Через левое плечо у нее тоже висел трезубец. Она обняла Йаму и сказала:
— А вдруг мы их найдем? Вот будет приключение!
Йама заметил:
— Ну, если они настолько глупы, чтобы оставаться поблизости от места диверсии, справиться с ними будет нетрудно. Мы пригрозим им палками, и они сдадутся.
— Мой отец говорил, что они заставляют своих женщин ложиться с животными, чтобы они рожали чудовищных воинов.
Ананда выплюнул семечки и сказал:
— Ее отец обещал заплатить полновесное пенни за каждый десяток лягушек, которых мы поймаем.
Улыбаясь, Йама заметил:
— Отец Дирив на все знает цену.
Дирив тоже улыбнулась — Йама это почувствовал щекой.
Она добавила:
— Еще он сказал, что я должна вернуться до захода Галактики. Он разрешил мне пойти только потому, что я сказала, что с нами пойдет один из солдат эдила.
Отец Дирив, высокий и очень худой, одевался обычно в черное. Он ходил втянув голову в плечи и сцепив руки за спиной. Сзади это напоминало черного журавля, из тех, что ночами копались на городских свалках. Его всегда сопровождал огромный телохранитель. Он опасался грабителей, пьяных матросов, а кроме того, боялся, что его похитят ради выкупа. Такая угроза была вполне реальной. Ведь в Эолисе из всей их расы жила лишь одна его семья. В тесном кругу торговцев его не очень-то жаловали, полагая, что он скорее купил свои привилегии, и Йама знал: он отпускает к нему Дирив лишь потому, что считает, будто это как-то приближает его к эдилу.
Ананда сказал:
— Солдату следовало охранять нечто более важное, чем твоя жизнь. Правда, как и жизнь, это можно отнять только один раз, а назад уж не вернешь. Но вдруг у тебя этого больше нет, потому и нет солдата.
Йама шепнул Дирив:
— Не всему верь, что говорит твой отец, — и сказал Ананде: — Ты слишком много размышляешь о плоти. Не следует углубляться в мысли о том, чего не суждено получить. Дай мне ягод.
Ананда протянул ему горсть.
— Только попроси, и пожалуйста, — мягко сказал он.
Йама давил ягоду языком о небо: грубая кожица сильно кислила, а полная семян мякоть сладко таяла во рту.
Он усмехнулся и заметил:
— Весна.
Дирив сказала:
— Отец.
— Твой отец за рыбу заплатит больше, чем за лягушек.
— Он покупает у рыбаков столько рыбы, сколько сможет продать, и количество ее ограничено ценой соли.
Ананда продолжил ее мысль:
— Весной всегда охотятся на лягушек. Это традиция, потому мы и здесь. Отец Дирив не очень-то нас похвалит, если мы сделаем из нее рыбака.
— Если я не вернусь до полуночи, он меня запрет, — сказала Дирив, — и я вас больше не увижу.
Йама улыбнулся:
— Ты сама знаешь, что такого не будет. Иначе бы он тебя вообще не отпускал.
— Лучше бы с нами пошел солдат. У нас ни у кого нет оружия.
Дирив взмахнула трезубцем, воинственно и грациозно, как наяда.
— Я думаю, мы по силам равны.
— Мне тоже нельзя гулять всю ночь, — сказал Ананда, — отец Квин встает за час до восхода солнца, а до тех пор мне еще надо подмести наос и зажечь свечи в святилище.
— Все равно никто не придет, — сказал Йама. — Теперь никто не ходит, только по праздникам.
— Не в этом дело. Аватары, может, и сгинули, но Хранители-то все еще здесь.
— Они будут тут независимо от того, зажжешь ты свечи или нет. Останься со мной, Ананда. Хоть разок забудь свои обязанности.
Ананда покачал головой:
— Я, видишь ли, верю в свой долг.
Йама ответил:
— Ты просто боишься, что отец Квин тебя отлупит.
— Ну конечно. Это тоже. Для святого человека у него слишком вспыльчивый нрав и тяжелая рука. Тебе-то хорошо, Йама. Эдил — человек ученый, добрый человек.
— Если он на меня сердится, то у него есть сержант Роден, чтоб меня побить. А если он вдруг узнает, что я ушел из замка ночью, то именно так и будет. Потому-то я и не взял с собой никого из солдат.
— А мой отец говорит, что физические наказания — это варварство, — вмешалась Дирив.
— Ну, не так уж это тяжело, — сказал Йама, — по крайней мере всегда знаешь, когда оно кончается.
— Эдил посылал вчера за отцом Квином, — произнес Ананда. Он запихнул в рот остатки ягод и встал. Капли сока блестели у него на зубах, в голубоватом свете Галактики они казались черными.
Йама сказал мрачным тоном:
— Отец думает, что со мной делать. Он несколько раз говорил, что хорошо бы подыскать для меня место клерка в каком-нибудь тихом отделе Департамента. Думаю, поэтому доктор Дисмас и отправился в Из. Но я не хочу быть клерком, уж лучше — проповедником. По крайней мере посмотрю мир.
— Ты уже слишком взрослый, — рассудительно заметил Ананда. — Мои родители посвятили меня, когда мне было сто дней от рождения. И дело не только в возрасте, ты слишком полон греха. Ты следишь за своим бедным отцом, воруешь.