Дитя тьмы
Шрифт:
Йорген Миклассен был убит диким секачем. Гудрун Ормсдаттер умерла при родах. Рыжего Ларса задрали волки. Ян и Мира Кружка, Рафнир Высокие Сапоги, Марио Косоглазый, Танди Позумент.
Кровь и слезы. Слезы и кровь. Ничто не вернет их к жизни. Однако к чему эти мрачные мысли? Возьми себя в руки, женщина! Время идет, надо приниматься за работу. То, что выковал мужчина, держится на плечах женщины.
Однако эта аксиома вовсе не развеселила ее. Она весь день работала без отдыха в надежде, что изнеможение вытеснит опасения.
К вечеру, когда нежно-розовые тона заката менялись на цвет индиго, откуда-то
— Еще одно предзнаменование, — вздохнула она.
Насмешник и Непанта из Вороньего Грая
Владения Насмешника лежали бок о бок с землями Рагнарсона. Оба получили свои уделы в соответствии с Коронной Хартией Итаскии. На своей территории они обладали властью баронов и несли бремя обязанностей, не пользуясь, однако, привилегиями, вытекающими из титула. Оба соседа радовались, что их дома разделяет порядочное расстояние. Хотя их дружба уходила корнями в последний период войн Эль Мюрида, выносить общество друг друга долгое время они были не в состоянии. Полное несходство взглядов и различие в системах ценностей держали их постоянно на грани кипения. Дневной визит и ночь воспоминаний за бутылкой — это все. Друзья были знамениты тем, что не выносили чужого мнения, если оно отличалось от их собственного, и не обладали даже простым человеческим терпением.
Рагнарсон покрыл расстояние к обеду, представив, как всегда, что преследует Эль Мюрида на пути из Хэлин-Деймиеля в Либианнин.
Насмешник, увидев приятеля, вовсе не удивился. В мире почти не было вещей, способных вызвать удивление этого старого, жирного негодяя.
Рагнарсон натянул поводья и остановил коня рядом с небольшим смуглым человеком, вдруг упавшим на колени в грязь. Подняв вверх круглую, изборожденную веселыми морщинами физиономию, человек истошно завопил:
— На помощь! Спасите! Медведи!
Из дома высыпали вооруженные кто чем обитатели. Толстяк встал на ноги и обернулся лицом к спасителям, дико вращая глазами и явно радуясь удачной шутке.
Из расположенной неподалеку дымокурни выскочил мальчик с игрушечным луком наготове. Мальчишка был примерно одного возраста с сыном Браги Рагнаром.
— О, да это же всего-навсего Дядюшка Медведь.
— Всего-навсего? — притворно возмутился Браги, соскочив с седла. — Может быть, ты и прав, Этриан, но у Дядюшки Медведя хватит сил надрать уши любому щенку.
Он сграбастал мальчишку и подбросил его высоко в небо. Из ближайшего дома, вытирая руки о фартук, вышла женщина.
Казалось, что Непанта постоянно вытирает руки. Насмешник, где бы ни появлялся, оставлял гору дел для женщин.
— Браги, как раз к обеду. Ты один? Я не видела Элану с… Улыбку смыло с лица Непанты, когда она сообразила, что последний раз видела Элану в прошлом году во время нападения бандитов, когда все люди Насмешника искали убежища в более надежном доме Рагнарсонов.
— Вижу, ты по-прежнему прекрасна, — произнес Браги, передавая поводья Этриану.
Мальчишка состроил недовольную рожицу, понимая, что от него хотят избавиться. Непанта залилась краской. Она, без сомнения, оставалась женщиной привлекательной, но вряд ли «по-прежнему прекрасной». Проведенные в лесах годы забрали всю ее аристократическую утонченность. Но все же она казалась моложе своих тридцати четырех лет.
— Не мог прихватить семейство, — сказал Браги.
— Тебя привели дела? — спросила она, говоря за Насмешника, который так и не сумел до конца овладеть итаскийским языком. Он был настолько тщеславен, что по возможности избегал открывать рот без крайней на то необходимости. Рагнарсон, правда, не был до конца уверен в том, что затруднения с языком у приятеля действительно существуют. Они варьировались, сообразуясь, видимо, только с замыслами Насмешника на этот счет.
— Нет. Просто решил проехаться. Весенняя лихорадка. — Перейдя на некремненский, с которым у Насмешника дело обстояло лучше, Браги продолжил:
— Странные события произошли сегодня утром. Из ниоткуда появился старик и пробормотал какую-то чушь о девочках, ведущих себя как женщины. Ни на один вопрос прямо не ответил — сплошные загадки. Но что самое удивительное, я на дороге не смог найти его следов. Вы же знаете, что всегда должен оставаться свежий навоз.
Непанта нахмурилась. Она этого языка не знала.
— Ты будешь с нами есть? — спросила она, кокетливо отбрасывая упавший на глаза локон. С юга подул теплый ветерок.
— Конечно. За тем и приехал, — произнес Браги, стараясь очаровать ее своей улыбкой.
— Тот же человек, — произнес Насмешник, доказывая тем самым, что не забыл язык, выученный в детстве, — лично меня удивил. Лично я отлить перед рассветом поднялся. С вечера пива чересчур принял. Встретил у порога. Еще до света.
— Невозможно. Когда он был у меня, солнце едва-едва встало…
— Ему возможно. Сам встречал его раньше. Знаю. Может делать все.
— Горный Старец?
— Нет.
— Вартлоккур?
Когда Рагнарсон задал последний вопрос, они были уже у дверей дома. Услышав произнесенное имя, Непанта остановилась и бросила на мужа суровый взгляд.
— Надеюсь, ты не связался вновь с этим типом? Если ты…
— Что ты, что ты, кобылка моя. Бриллиантовые глазки. Свет жизни известного лентяя, знаменитого своим малодушием, — меня, значит, участника Всемирного конкурса лежебок, прославленного своей постоянной трусостью и апатичностью от самого что ни на есть юга, не уместившегося на карте, до Тролледингии на севере, от Фрейленда на востоке до Матаянги на западе…
— Да, да. Ты именно такой. И откуда тебе известны все эти места?
Переходя на некремненский, Насмешник закончил:
— Это был знаменитый Звездный Всадник.
— Но с какой стати? — спросил Рагнарсон.
— Что — с какой стати?
— Не важно. Так вот почему ты не удивился, увидев меня. Толстяк пожал плечами и ответил:
— Когда Звездные Всадники приходят к старому, жирному, пропавшему в бескрайних лесах дурню, я не удивляюсь ничему. Следующим появится сумасшедший Гарун с очередным безумным планом покорения Вселенной. — Эта фраза была произнесена с некоторой горечью, как будто Насмешник слабо верил в подобную возможность, — Если вы оба хотя бы на минуту перестанете кудахтать, — вмешалась Непанта, — мы могли бы поесть.