Дива

Алексеев Сергей Трофимович

В первую очередь он гостеприимно повёл Зарубина в баню, и когда сам разделся, то выказал своё родствен­ное отношение к снежному человеку. Не по возрасту сильно плешивый, Костыль весь оброс густой сизой шер­стью, которая спускалась от небритой бороды по всему телу, и этот толстый ковёр без греющего подпушка рассы­пался по кончикам пальцев на ногах. Давно нестрижен­ные толстые ногти напоминали звериные когти и бряка­ли по чисто остроганному горячему полу, а детородные вислые органы были почти чёрного цвета. Этот

дикий его окрас особенно проявился, когда охотовед раскраснелся от жара, скрутил с ноги эластичные белые бинты, а ли­ловые синяки на теле обрели розовый оттенок. Костыль на полок не полез, посидел у пола на корточках, дыша как-то воспалённо, разогрелся и выскочил в предбанник.

— Мне сразу в жар нельзя, — признался он. — Дра­кошей гонял и лёгкие подсадил... А тут ещё с лабаза эта тварь скинула.

В доказательство существования йети он показал на боках кровоподтёки, ровно по пять штук с каждой сто­роны по количеству пальцев — пятерни у лешего были гигантские, размером с подборочные лопаты. По паре рё­бер с каждой стороны оказались сломанными, и слышно было, как хрустели, доставляя боль, но спасали выдерж­ка, спортивное терпение и воля к победе. А на голеносто- пе сильно потянул связки, поэтому хромал.

Пока парились и мылись, Костыль не особенно-то досаждал разговорами: по-холопски чуткий, давал воз­можность отдохнуть гостю и насладиться банным жаром. Но когда они вышли к накрытому столу, обёрнутые поло­тенцами и равные по духу, предложил выпить по рюмке, нарушая сухой закон базы. И тут из него попёр бунтар­ский дух, включился самоспасатель.

— Какие у тебя соображения? — поставил вопрос ре­бром. — Что станем делать? Королевская охота не про­токольная, Его Величество может явиться в любой день в течение недели.

— Пока никаких, — откровенно признался Зарубин. — Надо посмотреть на месте, разобраться...

— То есть как? — обескуражился Недоеденный и стал шарить у себя на боку, словно искал нож. — Фефелов ска­тил, ты специалист, учёный, целый доктор наук.

Оказалось, у него сломанные ребра расходятся и на­чинаются болезненные колики.

— Наука леших не изучает, — лениво промолвил Игорь, распаренный и разомлевший. — А также чертей, русалок, домовых и прочих сказочных тварей. Это об­ласть филологии.

Недоеденный сразу набычился, что было естествен­но для людей его слоя: им всегда требовался конкретный ответ по существу.

— Вот когда тебя схватит такая сказочная тварь под рёбра! И швырнёт на землю!.. Потом захохочет и убе­жит на двух ногах!

— Ты мне завтра сможешь устроить такое представ­ление? — спросил Зарубин.

— Какое? — опешил тот.

— Демонстрацию лешего? В полной красе? А равно йети, снежного человека, чёрта и дьявола? Ну, хоть ко­го-нибудь! У меня есть лицензия на отстрел даже мамонта.

Костыль выдержал паузу достоинства.

— Могу

устроить охоту сегодняшней ночью.

— Прямо на базе?

— Рядом с базой! И далеко бегать не надо. Это чудо­вище само придёт. А чтобы ты увидел его во всей красе, поселю тебя в надвратной башне. Оттуда вся база и её окрестности — как на ладони.

— Один мне уже обещал показать, — пожаловался Зарубин. — Я несколько часов болтался возле базы —

НИКОГО.

— Кто обещал?

— Баешник из Красной Пижмы.

— Нашёл кого слушать! Этот тебе такого нагородит! Они у нас с Борутой мастера разговорного жанра.

— А про Дорийское болото тоже врут?

— Что вся нечистая сила там? Конечно врут! Чтоб дру­гие туда не совались. Сами щучьё ловят да карасей меш­ками. Ягоду прут возами...

Зарубин вспомнил рыбаков, что подвешивали прива­ду на ёлку возле дороги.

— Леший свежую рыбу любит? Или тухлую?

— Не знаю, — подумал и искренне признался охото­вед. — На рыбе не проверяли... Но воды боится — зна­чит, рыбу не ест.

— Коты тоже воды боятся...

— А вот зелёный горох жрёт! И дерёт его со стручка­ми и ботвой.

— И сам придёт к базе?

— Если уже хохотал — значит, здесь бродит, — уве­ренно заявил охотовед. — Вчера ночью из-за реки явил­ся. По той стороне болтался. Хорошо, мы на полуостро­ве. Сегодня в бору смеялся, с нашей стороны.

Зарубин слушал его и ел: готовить мясо и рыбу, а так­же угощать на базе умели. Специально обученный егерь-прибалт подавал на зависть столичным ресторан- щикам и умел предлагать блюда, объясняя их составля­ющие и технологию, правда, по-русски говорил плохо. Особенно понравился салат из белых грибов в остром сливочном соусе.

— Так что, пора в засидку? — между прочим спросил Зарубин.

— Не торопись, собаки сигнал подадут, — заверил Недоеденный, вставляя ножку рюмки в растопыренные пальцы. — По целой ночи воют и орут который день. И Митроха заревёт обязательно.

— Кто такой?

— Завтра познакомлю, — скрывая горделивое отно­шение, сказал охотовед. — Протравочный медведь. Сам выкормил, уже восьмой год пошёл. Умнющий зверюга, чуткий, как человек, только не говорит. Вернее, пытает­ся сказать, но мы не понимаем.

— Олесь, скажи мне честно, — чокаясь, спросил За­рубин. — Ты в него стрелял? В так называемого йети?

— Стрелял, — признался охотовед и выпил. — Не в так называемого — в натурального. Фефелов сказал, с тобой можно откровенно...

— Шкуру снял? Или труп заморозил?

— Первый раз выстрелить не получилось. Страх, ото­ропь, потом руки затряслись, адреналин... К тому же он копия человека, только мохнатый и ростом метра четыре.

— А во второй?

— Во второй жиганул из манлихера. Там пуля в па­лец... Встряхнулся, засмеялся и ушёл.