Дивергент (др.изд)

Рот Вероника

– Привет, Трис. – Она бросает взгляд на второго мастера, который слишком сосредоточен на своем занятии, чтобы заметить нас. – Идем в заднюю комнату.

Я иду за ней за занавеску, которая разделяет две комнаты. В задней комнате стоят несколько стульев, лежат запасные иглы, краски и блокноты, на стенах висят рисунки в рамках. Тори задергивает занавеску и садится на стул. Я сажусь рядом и постукиваю ногой, чтобы чем-то заняться.

– Как дела? – спрашивает она. – Как симуляции?

– Весьма неплохо. – Я киваю несколько раз подряд. – Даже слишком

неплохо, говорят.

– Вот как.

– Пожалуйста, помоги мне понять, – тихо прошу я. – Что это значит – быть…

Я медлю. Лучше не произносить здесь слово «дивергент».

– Кто я такая, черт побери? Как это связано с симуляциями?

Поведение Тори меняется. Она откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. Ее лицо принимает настороженное выражение.

– Помимо прочего, ты… тот, кто сознает, что находится в симуляции, что происходящее нереально, – отвечает она. – Тот, кто может управлять симуляцией или даже прервать ее. И еще…

Она наклоняется и заглядывает мне в глаза.

– Тот, кого… поджидает смерть, ведь ты еще и лихачка.

В груди копится тяжесть, как будто каждая фраза Тори падает камнем на дно. Во мне растет напряжение, которое я не в состоянии сдерживать… сейчас я заплачу, или закричу, или…

Я издаю хриплый смешок, который почти сразу стихает, и спрашиваю:

– Выходит, мне предстоит умереть?

– Необязательно, – отвечает она. – Лидеры Лихости пока не знают о тебе. Я немедленно стерла результаты твоей проверки из системы и вручную ввела результат «Альтруизм». Но не совершай ошибок. Если они узнают, кто ты, то убьют тебя.

Я молча смотрю на нее. Она не кажется сумасшедшей. Она говорит уверенно, хоть и несколько торопливо, и я ни за что не заподозрила бы ее в неуравновешенности, но это так и есть. В нашем городе никого не убивали с самого моего рождения. Даже если отдельные люди способны на это, лидеры фракции – никогда.

– У тебя паранойя, – говорю я. – Лидеры Лихости не убьют меня. Люди не убивают друг друга. Больше не убивают. В этом и смысл всего этого… смысл фракций.

– Да неужели? – Она опускает руки на колени и смотрит прямо на меня, ее лицо искажает внезапная ярость. – Они прикончили моего брата, так почему не тебя? Чем ты лучше его?

– Твоего брата? – Я суживаю глаза.

– Да. Моего брата. Мы оба перешли из Эрудиции, только его проверка склонностей не дала однозначного результата. В последний день симуляций его тело нашли в пропасти. Сказали, он совершил самоубийство. Вот только мой брат отлично справлялся с обучением, встречался с одной неофиткой, был счастлив. – Она качает головой. – У тебя ведь тоже есть брат? Как по-твоему, знала бы ты о его желании покончить с жизнью?

Я пытаюсь представить самоубийство Калеба. Сама мысль кажется нелепой. Даже будь Калеб несчастен, он никогда не пошел бы на это.

Ее рукава закатаны, и я вижу татуировку реки на ее правом плече. Она сделала ее после смерти брата? Река – это еще один страх, который она преодолела?

Она понижает голос:

– На

второй ступени обучения Джорджи справлялся очень хорошо, очень быстро. Он говорил, что симуляции даже не пугают его… все равно что игра. Поэтому инструкторы особо им заинтересовались. Набились в комнату во время симуляции, вместо того чтобы дожидаться результатов. Постоянно шептались о нем. В последний день симуляций один из лидеров Лихости лично пришел на него посмотреть. А на следующий день Джорджи не стало.

Я могу управлять симуляциями, если овладею неведомой силой, которая помогла мне разбить стекло. Могу стать хороша настолько, что все инструкторы заметят. Могу, но стану ли?

– Это все? – спрашиваю я. – Просто умение менять симуляции?

– Вряд ли, но мне больше ничего не известно.

– Сколько людей знает об этом? – Я думаю о Четыре. – Об управлении симуляциями?

– Два вида людей, – отвечает она. – Те, кто желают тебе смерти. И те, кто знают об этом не понаслышке. Из первых рук. Или из вторых, как я.

Четыре обещал удалить запись того, как я разбиваю стекло. Он не желает мне смерти. Он дивергент? Или дивергентом был член его семьи? Друг? Любимая девушка?

Я отгоняю эту мысль. Четыре не должен меня отвлекать.

– Я не понимаю, – медленно произношу я, – почему лидеров Лихости волнует, что я умею управлять симуляцией.

– Знала бы – сказала. – Она сжимает губы. – Единственное, что пришло мне в голову: их волнует не само изменение симуляции, это всего лишь признак чего-то другого. Чего-то, что их волнует.

Тори сжимает мою ладонь своими.

– Подумай вот о чем, – говорит она. – Эти люди научили тебя стрелять. Научили драться. Как по-твоему, они остановятся перед тем, чтобы причинить тебе вред? Остановятся перед тем, чтобы убить тебя?

Она отпускает мою руку и встает.

– Мне пора, а то Бад будет задавать вопросы. Будь осторожна, Трис.

Глава 21

Дверь в Яму закрывается за спиной, и я остаюсь одна. Я не ходила по этому тоннелю со дня Церемонии выбора. Я вспоминаю, как вошла тогда, неуверенно ступая, озираясь в поисках света. Сейчас мои шаги тверды. Мне больше не нужен свет.

Прошло четыре дня после разговора с Тори. За это время Эрудиция издала две статьи об Альтруизме. Первая статья обвиняет Альтруизм в утаивании предметов роскоши, таких как автомобили и свежие фрукты, от других фракций ради навязывания им собственной веры в самоотречение. Прочтя это, я вспомнила, как сестра Уилла, Кара, обвиняла мою мать в запасании товаров.

Вторая статья обсуждает недостатки системы выбора государственных служащих на основании их фракционной принадлежности и ставит вопрос, почему в правительстве должны быть только те, кто называет себя бескорыстными. Она пропагандирует возвращение к демократическим политическим системам прошлого. Статья кажется вполне разумной, что заставляет заподозрить в ней призыв к революции в обертке здравого смысла.