Диверсант из рода Нетшиных
Шрифт:
— Юманте, я не давал тебе права называть меня в дороге по имени, в пути зови меня просто «господин герцог», — князек заметно нервничал, гадая, видимо, как поведет себя освобожденная от пут Вайва.
— Простите, господин герцог! Не изволите ли отдать своим слугам необходимые распоряжения, в которых ваши слуги, господин герцог, так нуждаются?! — голос женщины звучал с явно заметной издевкой и в то же время так стервозно, что Вайва даже готова была зачислить его хозяйку в свои подруги, даже еще ее не увидев — просто за именно такое отношение к своему пленителю.
— Дражайшая моя Юманте, — мужчина явно попытался передразнить интонацию собеседницы. — Позволь заметить тебе, что в слугах
Вайва только усмехнулась про себя: ее утренняя догадка полностью подтвердилась. Горькой, конечно, была та усмешка — не в ее положении теперь шутки шутить. Только вот услышанные речи были темны и непонятны. Что за герцог литовский? — родившаяся в семье деревенского старшины девушка никогда о таком не слышала, да и про какой замок толковала спутница этого... Пелюши, кажется... боги, какая же тяжелая у меня голова!
Пора была ранняя, день вроде как воскресный. И другими мимохожими и мимоезжими путниками тракт совсем не изобиловал, некому было броситься на выручку плененной дочке деревенского старосты, а теперь уже фактически и мужней княжне. Но Вайва нисколько не унывала, даже зарделась слегка и глаза прикрыла вновь, вспоминая вчерашний жаркий вечер и крепкие объятия Федора — нет, придет он, обязательно придет и найдет ее любый, освободит из позорного полона, а заодно и примерно покарает Вайвиных обидчиков! — не могла не верить в такую судьбу свою юная женщина. Потому что — как же может иначе быть? Нет, никак не может быть иначе, крепко решила она и окончательно успокоилась.
Из мира сладких грез Вайву внезапно вырвали другие мужские руки, снявшие ее с седла и поставившие оземь. Пелюша оказался примерно одного с ней роста, то есть невысок, довольно статен. О пригожести лица почти княжна своих выводов делать не стала — просто потому, что не пристало замужней серьезной женщине рассматривать пристально каких-то там сторонних мужчин, баловство это стыдное, бесовским отродьем навеянное.
— Ну что, оклемалась слегка, девка? Если рот освобожу, крик-вой поднимать не станешь? Ты уж извини, что приложить тебя намедни пришлось, так мешочек мой заветный с речным чистым песком был, а не с каменным крошевом и не со свинцовой гирькой, таковым и убить бы мог невзначай, — «герцог литовский» просто болтал первое, что на ум приходило, а сам, развязывая полонянке руки, кивнул Янеку на ноги — сними, мол, петлю, недосуг господину твоему еще и мелкой придорожной пыли кланяться.
Вайва кивнула согласно в ответ, Пелюша аккуратно вытащил кляп и бросил тряпку своему слуге. А жемайтка, растирая занемевшие под веревкой запястья, принялась разглядывать слышанную уже ранее попутчицу, звали которую, как слышала Вайва, не иначе как Юманте. Поймав взгляд, та хмыкнула недовольно и отвернулась.
Внутрь постоялого двора так и зашли втроем, привязав обоих коней у длинной коновязи видимо, совсем не опасался Сквайбутис какого-либо скандала. Скорее всего придумал изворотливый князек сто и одну причину объяснить вздорное — буде такое случится — поведение пленницы. Но Вайва буквально излучала смирение и покорность и Пелюша вдруг по-настоящему залюбовался ее чистым и юным лицом, но которое природа вернула полагающиеся возрасту естественные краски, но тут же получил от бортниковой дочки неожиданный и крайне чувствительный щипок, чуть не подпрыгнул от него.
— Хозяин, что есть готового из еды, давай на стол сразу, да и в дорогу на четверых с собой собери. Пошли кого-нибудь задать коням травы или сена, если овса не найдешь, тотчас после завтра мы уезжаем. Подай еще кувшин хорошего вина и два кувшина холодной воды. Не стой столбом, давай пошевеливайся! — князек распоряжался громко и уверенно, словно и впрямь ощутил себя после вчерашней разбойной победы не иначе, как владетельным герцогом литовским.
На длинном дубовом столе, обнесенном не менее крепкими на вид лавками, первыми появились кувшины с питьем и почти целый, зажаренный накануне холодный поросенок, у которого были откромсаны ножом только задние ноги. Хозяин принес на чистом полотенце и краюху только что испеченного горячего хлеба, небрежно порубленную на устрашающего размера ломти. Вайва тут же принялась восстанавливать в памяти вчерашних куропаток — а есть после двух голодных дней хотелось очень, сама удивилась своему голоду жемайтка. Юманте же попыталась сразу облапить кувшин с вином и знатно к нему присосаться.
Но Пелюша этим утром был беспощаден. Он отобрал у дочки бортника емкость, напомнил на треть кубки и долил до верха водой. Юманте выглядела кошкой, которую в последний момент лишили жирной, только что сбитой сметаны, но Сквайбутис мгновенно пресек устремившийся к завтраку раздор и объявил, что до самого Кенигсберга пить — именно ради пьянства и веселия! — они не будут. Вот отчитается сиятельный «герцог литовский» Пелюша о делах своих перед не менее сиятельным вроде как другом-комтуром, а уж там и погулять можно, самый срок.
Вайва засмотрелась было на серую пушистую кошку, что, осторожно ступая на мягких лапах, аккуратно перемещалась мимо их лавки в направлении темного дальнего угла трапезной, где остроухой, видимо, сблазнился какой-то неведомый тайный дух. Кошке не было ровным счетом никакого дела до окружавших ее людишек, ее мир был вполне самодостаточен и по-своему совершенен — кто сказал, что это тварный мир?
Раздосадованная внезапной трезвостью Юманте проследила направление взгляда княжичской жены, осторожно и почти неслышно подобрала вечно хрустящую в других обстоятельствах юбку и — подцепила животное носком ботинка прямо под стелющееся по-над полом брюхо. Перехватив кошку под передние лапы руками, она глянула прямо в немигающие ошарашенные от неожиданности зеленые глаза, переместила остроухую себе на колени и начала почесывать за ушами. Почти тут же послышалось довольное урчание.
— Что, девочка, хочешь ее на руки потетешкаться? — словно завороженная происходящим Вайва не вдруг поняла, что эти слова обращены именно к ней. — Своих-то теперь долго нянчить, видать, не придется. Если только не обрюхатит новый хозяин, — чем-то очень гадким и одновременно беспощадным повеяло в сумрачном зале от последнего произнесенного слова, равно как и от короткого взгляда, который Юманте исподтишка бросила на Пелюшу.
Вайва молча приняла протянутую ей кошку и постаралась как можно уютнее устроить ее у себя на коленях. Медленно поглаживая животное по спине, она вдруг как бы со стороны увидела — нет, не себя, а точно так же сидящую на лавке начавшую чуть седеть маму. Сжалось сердечко у тринадцатилетней жены полоцкого княжича, испуганно забилось в груди от недобрых слов вынужденной попутчицы.
Сквайбутис с усмешкой наблюдал за происходим на женской части стола. После того, как кошка переселилась от Юманте к Вайве на руки, князек отхлебнул из стоящего перед ним кубка, отломил приличный кус холодной поросятины, зажевал его с хлебом, вытер тыльной стороной ладони рот, прокашлялся и негромко спросил:
— Так ты и есть та, что Вайвой прозывают?
Молодая женщина молча кивнула и опустила глаза на кошку. Именно та занимала сейчас все внимание Вайвы, а робкие растерянные мысли метались, сталкиваясь друг с другом внутри головы, и словно стремились вырваться на волю. «С чего Эта, — полоцкая княжна (а можно ее теперь так величать, пусть и не случилось — пока! — обещанного церковного венчания в стольном граде, но по жемайтской традиции она полноправная жена Федору Константиновичу!) почему-то решила для себя впредь именовать Юманте безликим именем „Эта“, — решила, что у меня не скоро будут дети?»