Диверсанты Второй мировой
Шрифт:
— Вы не тревожьтесь, — успокоил мастер. — Продукцию выдадим с опережением графика. А как же? Нам объяснили что к чему.
Взвыла сирена воздушной тревоги. В ночном небе — разрывы зенитных снарядов, слышится противный, вибрирующий гул немецких самолетов. В цехе никто даже головы не поднял, не прерывал работы.
Посещение заводов обнадежило: казалось, получим все необходимое в нужные сроки. Но по-прежнему не существовало ясности с электрохимическими взрывателями, и по-прежнему ничего не было слышно о пропавшей колонне с радиоминами. Генерал Невский непрерывно запрашивал военные комендатуры, не появлялась
Взгляд генерала сделался отчужденным…
Вспоминалось почему-то, что я так и не отправил из Москвы посылку жене и детям, что четвертый день не пишу им ни строчки. Но писать рука не подымалась. Хорошо еще, дел было по горло. Прошло уже четыре дня с того момента, как оперативно-инженерная группа развернула свою деятельность в Харькове. Уже было начато производство некоторых образцов мин, велась подготовка и переподготовка минеров. А автомашины с радиоуправляемыми минами все еще не прибыли…
Приехав поздним вечером из штаба 38-й армии, я собирался поужинать, когда дежурный по группе доложил, что меня спрашивает какой-то лейтенант. Хомяк или Хомюк…
Я отбросил стул, сбежал по каменной лестнице в гулкий вестибюль химико-технологического института, где в заляпанной грязью шинели стоял по-мальчишески худощавый лейтенант с кирзовой полевой сумкой на боку; рядом в такой же шинели — сержант.
Лейтенант вытянулся, вскинул руку к пилотке:
— Товарищ полковник, разрешите доложить: спецтехника в порядке, команды потерь не имеют, готовы к выполнению боевого задания!
Оба они, и лейтенант Хомнюк, и сержант Сергеев, его помощник, едва держались на ногах от усталости.
— Спасибо, товарищи! — не по-уставному сказал я. — Молодцы! Но как вы добрались? Где были?
Они добрались потому, что понимали: медлить с доставкой спецтехники нельзя. Не стали ждать у моря погоды, а всеми правдами и неправдами дотащили машины по непролазной грязи до Купянска и навалились на военного коменданта. Тот погрузил напористых саперов в вагоны и прицепил к первому же эшелону, идущему в Харьков. Отбыли вовремя: снова гремели зенитки, отражая очередной воздушный налет.
Лейтенант Хомнюк не успел закончить рассказ, как в вестибюль вбежал Владимир Петрович Ястребов. Я не в силах описать гамму чувств, отразившихся на его измученном ожиданием лице.
Казалось, теперь, когда вся оперативная группа в сборе, можно вздохнуть посвободнее, почувствовать себя уверенней. Не тут-то было!
Сначала выяснилось, что, несмотря на все усилия харьковчан, мы не сможем получить необходимое количество мин замедленного действия и что вместо трехсот тонн взрывчатых веществ получим не более ста. Затем воентехник Леонов доложил, что один из поставленных на испытание электрохимических взрывателей-замедлителей сработал раньше срока. Мелочь? Нет! Ведь в нашем собственном тылу могли взорваться двадцать мощных мин на важнейших объектах! Этого мы допустить не могли. Но и медлить с минированием было нельзя. Времени не оставалось. Пришлось срочно заняться конструированием и изготовлением надежных предохранителей с большими сроками замедления.
Две трети электрохимических взрывателей мы переделали в замыкатели и половину из них использовали в качестве предохранителей; мины замедленного
На заседании Военного совета нас упрекнули в нерасторопности и неподготовленности. Н. С. Хрущев сказал, что войска должны всегда иметь готовые взрывные средства заграждения. Я ответил, что много лет пытаюсь добиться этого, но безуспешно.
— Значит, нужно было обратиться прямо к товарищу Сталину!
— Я пытался, но письмо до товарища Сталина не дошло, вернулось обратно в ГВИУ для принятия мер.
— Приготовьте доклад о положении дел с минно-взрывными заграждениями, сошлитесь на опыт минирования в Харькове, мы отправим доклад в ГКО!
Требуемый доклад мы с генералом Невским подготовили и представили в Военный совет фронта быстро. Да и время не позволяло медлить: из вечерней сводки Совинформбюро за 7 октября мы узнали, что на фронтах появились Брянское и Вяземское направления.
Я не удержался: побывав в партизанской школе Кочегарова, я не мог не поговорить с Хрущевым и об этой проблеме. Потери партизан, перебрасываемых в тыл противника, были весьма значительными. Масштабы этих потерь стали известны позднее. Уже к осени 1941 года на оккупированную часть Ленинградской области было переброшено 18 тысяч партизан, в том числе 6 партизанских полков общей численностью до 8 тысяч человек. К зиме их осталось не более 4 тысяч.
На Украине к осени имелось 2 партизанских полка, 883 партизанских отряда и 1700 разведывательных и диверсионных групп общей численностью в 35 тысяч человек. К июню 1942 года осталось только 30 партизанских отрядов численностью 4043 человека.
Не лучше обстояло дело и в Белоруссии, где были исключительно благоприятные условия для ведения партизанской войны: обширные леса и болота, преданный своей родине народ.
1 августа 1941 года на территории Белоруссии находился 231 действующий партизанский отряд общей численностью свыше 12 тысяч человек. В конце лета и осенью засылка партизанских отрядов в тыл противника продолжалась, и до конца года было создано и направлено в Белоруссию 437 партизанских отрядов и групп, насчитывающих 7254 человека. На 1 января 1942 остался 61 отряд. Таким образом, к 1 января 1942 года уцелело на Украине менее 4 % партизанских отрядов, в Белоруссии — менее 10 % отрядов и групп и в оккупированной Ленинградской области — около 25 %.
Точных цифр, я повторю, не знал, но слишком хорошо знал, как обстоит дело.
Уже в июле 1941-го участники партизанской войны в тылу фашистских интервентов и мятежников в Испании внесли предложение прекратить переброску в тыл противника партизанских формирований, не имевших должной подготовки, перенести упор на сформирование специальных частей из тщательно обученных людей для заброски их в тыл фашистским захватчикам с целью отрезать вражеские войска на фронте от источников их снабжения.