Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают!
Шрифт:
– Царица полей, пехота, братья пехотинцы, выйти из строя и построиться напротив.
И больше чем полсотни пехотных терминаторов вышли из строя и построились напротив пограничников, да и напротив танкистов тоже, так как пехтуры у нас оказалось, можно сказать, целая полурота. Ну все, будет кому прикрыть наши будущие танки и артиллерию от грязных инСВИНуаций гитлеровской военщины. И будет немЫцам полный пизнес.
– А кто еще там остался, подойти ко мне и представиться.
Подошли три кавалериста, два санитара, повар и два энкавэдэшника [63] из железнодорожной охраны.
63
Народный Комиссариат Внутренних Дел.
– Сержанты, разберитесь по своим войскам.
Оказалось, у нас два сержанта –
Вот теперь можно и речь. А че? – аблакат я или где?
– Так, товарищи красноармейцы, прошу всех сесть; товарищи командиры и младшие командиры, так же прошу сесть и требую тишины. Итак… подлый враг убивает наших братьев, отцов, детей и матерей, насилует наших сестер, жен и подруг. И войска этих людоедов «высшей расы» стремятся в глубину нашей родины, причиняя горе и страдания всему нашему советскому народу. То, что мы попали в плен, не освобождает нас от присяги, от ответственности за наш народ и наших близких. МЫ ОБЯЗАНЫ ЗАЩИЩАТЬ ИХ. Мы, мужчины – издревле воины. Да и в плену мы все сдохли бы; от голода, издевательств и непосильного труда. Немцы такие суки, что мало того, что мучить будут трудом, еще и типа медицинские эксперименты ставить будут над пленными. Умереть никогда не поздно, так давайте если и умрем, то с пользой для страны и народа. Хотя нет, не будем умирать, пусть германские ублюдки, пришедшие на нашу землю, тут и передохнут! И нам плевать, ради чего они будут тут умирать. Вон лежит труп бывшего капитана Рабоче-Крестьянской Красной Армии, его по моему приказу казнил лейтенант Онищук. Мы должны были расстрелять его перед строем, но лучше патроны на немцев потратим, да и шум из-за какого-то дерьма поднимать не хотелось, вокруг немцы. Капитан во время боев сдал роту «КВ» немцам, да и потом, то есть сегодня в колонне, призывал не бороться с немцами. Потому этот горе-танкист и умер от приклада, произведенного своими немецкими хозяевами… – я перевел дух. – Короче, приказ такой: теперь мы войсковая часть, и я командир этой части. Кстати, Прибылов, Калиткин, Вахаев, Онищук и все остальные: объявляю благодарность за отличную службу.
– Служим Советскому Союзу! [64]
– Кто не хочет воевать, кто считает, что немцы – это хорошо, встаньте и отойдите влево от всех нас, – продолжаю я.
К моему облегчению, ни один человек не решился отойти от товарищей, не решился предать свою страну, народ и идеалы коммунизма. Хотя… кто-то, может, и постеснялся, особенно на бывшего капитана глянув… Ладно, там поглядим…
И я продолжил:
– Товарищи красноармейцы, с этого момента мы – отдельная партизанская рота. Товарищи танкисты, пока вы – пехота, но тут в окрестностях должно быть немало наших танков, которые или без боекомплекта, или без горючего, или поврежденные. Мы можем их ввести в бой и дать прикурить немцам, да так, чтобы опалить их поганые рожи – от бровей и до задниц. Товарищи артиллеристы, ну и минометчики, зенитчики, тут также много брошенных из-за отсутствия тяги, боекомплекта, или просто поврежденных орудий, мы их тоже соберем и введем в работу, выдавая немчуре на орехи. Но до нахождения и введения техники в строй мы все пока что побудем пехотой. Всеми танкистами, артиллерией и водителями пока что будет командовать лейтенант Гогнидзе. Его заместитель – лейтенант Ивашин.
64
В полном соответствии с Уставом ВС 1937 года, тогда уже отвечали именно так: «Служу Советскому Союзу!»
Пограничники и другие, кто из НКВД, образуют отдельный взвод разведки. Все пехотные стрелки и кавалеристы делятся на два взвода, которые поступают под команду лейтенантов Никифорова и Кравцова. Товарищи сержанты, поможете командирам.
Старшина Чумак назначается моим заместителем и по тылу, и по учету личного состава. Товарищ старшина, подберите себе еще двоих бойцов, один – повар, одного – в качестве писаря. Затем обойти личный состав, совместно с командирами взводов составить списки личного состава, обязательно учесть и собрать все имеющееся продовольствие. А также наличие запасов мыла, бритв и прочих гигиенических принадлежностей. Разрешаю проводить досмотр личных вещей. Кроме того, через час жду вас с предложениями по решению продовольственной проблемы. Иначе мы без еды не больше двух дней продержимся. Большинство уже и так больше суток не ели.
Старшина хмуро откозырял и исчез из моего поля зрения. Не представляю, что бы я делал на его месте. У меня-то точно никаких ценных идей в запасе не оказалось, потому и свалил на чужую голову.
А я продолжил:
– Товарищи саперы, вы уже приступаете к работе. Ваш командир – воентехник второго ранга Прибылов. Он же пока командует связистами. Задача саперам: находить и снимать мины, фугасы, неразорвавшиеся мины, снаряды и авиабомбы. Выделять из состава боеприпасов взрывчатку, детонаторы и взрыватели. Будем готовить диверсии, пусть не только под пятками немцев горит земля, пусть даже подмышки и макушки немцев горят неугасимым огнем на нашей земле.
Я наконец-то добрался до представителей родного четырехбуквенного ведомства:
– Товарищи пограничники, да прочие сотрудники и бойцы НКВД, повторяю: теперь вы – разведвзвод, ваш командир до особых распоряжений – лейтенант Онищук, а заместитель его – сержант Кузнецов. И запомните, я (скромно-то как!) должен впредь знать все, что творится вокруг. И никаких оправданий типа погоды, немцев и свиного гриппа не приму… Онищук, что хотел?
– Товарищ старший лейтенант, какой такой свиной гриб, ну вы и придумаете. Гриб, да еще и свиной… Свинушки, что ли? А они при чем?
– Отставить, Онищук! Шутка это была. Так… Теперь: собрать все оружие сюда. Ревизию проводить будем.
Кроме захваченного в «Опель-блице», у нас оказалось двадцать четыре карабина, автомат МП и какой-то неопознанный мной пистолет, который я без смущения обозвал «парабеллумом» (оба последних гаджета от покойного унтера, пир его мраху, или мир его праху, хотя нет: хрен его праху, или даже хрен его наху, так лучше). Маловато будет. Хорошо, хоть еще в кузове блица ожидают меня минометы с ППШ, тоже хотят поквитаться с гитлеровской ОПГ. С патронами было негусто, даже скудно. Конвоиры наши, сволочи, налегке шли, меньше чем по четыре обоймы на карабин вышло.
– Разведвзвод, все ко мне! Вооружиться, потом переодеться в немецкое, разделиться на три группы и разведать все в радиусе трех-пяти километров. Выполнять! Онищук! – подбери старших в группы, ну, как в дозоре на границе, и: вперед ушли. Через час, максимум полтора, жду доклад. Без особых причин не стрелять. Кстати, пароль – Эгалите, отзыв – Фратерните (Ну, у меня и фантазия идиотская!).
– Все остальные, кроме танкистов, отдыхаем, Гогнидзе, ты сегодня дежурный по части, расставишь посты, назначь смены и разводящих. Кроме того, не забывай, что ты с сего дня командир артиллерийско-танковой роты. Часовых берешь только из своих подчиненных, на чужих бойцов рот не разевай. Часовых вооружить карабинами, разводящим – «ППШ», а ты возьми себе эмпэшку, это теперь оружие дежурного командира. Посты ставить в радиусе около двухсот метров от лагеря. Товарищ военврач, возьмите санинструкторов, а их теперь у нас целых две штуки, вам поручение: взять себе все, у кого обнаружите, немецкие перевязочные средства, а также снять с немецкой падали белье, то, что почище – тоже располосовать на бинты и перевязать раненых. Лекарств нет, потому советую использовать мочу как антисептическое средство, ничего другого пока у нас нет, отказников расстреляем (пугаю я), нам тут гангренозники ни к чему. Грязное белье тоже не выбрасывать, пригодится на протирку оружия. Все – выполняем.
После ревизии имеющегося оружия я зажилил себе пистолет с двумя запасными обоймами и кобурой, помялся-помялся немного, да и прихватизировал еще и «ППШ». И вот я, такой красивый, нацепил кобуру на себя, сверху «ППШ» навесил (он мне всегда нравился – «оружие победы») и решил поспать. Моя бы воля, я бы кожанку надел, еще б пулеметными лентами обвязался, да кубанку с красной ленточкой раздобыл, но чего нет, того нет.
Думаю отдохнуть, да не тут-то было. Явился по мою душу еще более мрачный Чумак и доложил, что продуктов у нас нет. Вообще НЕТ! НИ-ЧЕ-ГО! Ни крошки. Да, е… перный театр! И чего я, кретин, думал?! Откуда у недавних пленных могут быть сидоры с харчами? Если и было что у фрицев, так с голодухи тут же схарчили, не дожидаясь моих мероприятий. И что делать будем? Сам, как вспомнил, что не знаю, когда последний раз жрал, чуть слюнями не подавился. И желудок, гад, тут же спазмами отозвался! Во всяком случае, после момента моего попадалова я еще ничего не жевал. Ан нет, с Васькой Тыгнырядно фашистских консервов рубанули, так то прошлой ночью было.
И так херово, а тут еще старшина канючит, зар-р-раза:
– Та-ащ старший лейтенант! Я ж по хозяйству в жизни не занимался! Я ж оружейник. Да отпустите вы меня к этому… к Гогнидзе! Или к технику… Повара вместо меня поставьте, этого… Юткина. Он хоть что-то в этом соображает! Ну, товарищ старший лейтенант. И все равно жрать нечего, учитывать нечего. Ну, зачем я вам сдался…
И дальше в том же духе. Пока не рявкнул. Чумак сдулся и почти испарился. Почти, потому что остановил, чуть не за шкирку поймав, и послал его собирать командиров на совещание по продовольственному вопросу. Всех, включая сержантов.