Диво-дивное

Альм Лара

– В прежней квартире вас всё устраивало?
– делая паузы между словами, вопросила девушка.

– Как сказать, - передернула я плечами.

– Понятно, - протянула сообразительная особа, по-своему оценив мой пространный ответ, и констатировала, - переехав сюда, вы думали, что ваша жизнь изменится в лучшую сторону. С самого начала все пошло не так. Надеждам, увы, не суждено было оправдаться.

– Но почему же! Я не хочу отчаиваться. Да, я надеялась на изменения в лучшую сторону. Беда с бабушкой - это не показатель нескончаемой черной полосы в жизни. У бабушки уже был один инфаркт, она пошла на поправку, но потом случилось... то что случилось. Может, возраст тому причиной или сезонные обострения, как это часто бывает у сердечников, - задумчиво пробормотала я, вспомнив открытую входную дверь и цыганку, которая шастала по подъезду и старательно прятала свое лицо от студентки с третьего этажа. Вдруг она прятала лицо потому, что ничего цыганского в ее внешности не было?

Я придирчиво осмотрела девушку Мишель. Попыталась представить ее в цветастой юбке до пола, в цыганском платке. Блондинистые волосы всегда можно спрятать под темный парик с двумя заплетенными косами.

Ничего не вышло. У меня всегда были проблемы с воображением. Или дело в том, что цыганская внешность к Мишель никак не приставала.

– Как я понимаю, ваша мама заболела? - вырвал меня из задумчивости голос Мишель.

Я сдержанно кивнула, мысленно отругав себя за болтливость.

– Так вы позволите мне войти?

Я на удивление легко справилась с замком, распахнула дверь, вошла первой и пригласила нежданную гостью. Она замерла в прихожей, не выпустив "на волю" своего помощника по проведению практического эксперимента. Поочередно обведя взглядом три двери, ведущие в три комнаты из прихожей, в которой мы находились, Мишель выбрала ту, что посередине. Это была моя спальня. Я ничего не сказала, просто двинулась за гостьей.

Мишель обошла комнату по периметру, не прибегая к помощи своего подсказчика и помощника в одном "лице". А на лице девушки не дрогнул ни один мускул, никаких чувств не отразилось. Я незаметно вздохнула с облегчением. Но как всегда поспешила.

Мишель вернулась к тому месту, откуда начался обход спальни. Выпрямила спину, зажала рамку из проволоки между ладоней на уровне груди, после чего попросила меня занять ее место. Сместилась в сторону и сунула мне в руки свое приспособление. Помогла мне повторить ее действия - между ладоней зажата рамка, удержание на уровне груди.

– Сейчас вы зарядите рамку своим биополем, для чистоты эксперимента, - прошептала девушка.
– Достаточно, - спустя минуту, умиротворенно произнесла она, осторожно взялась за веревку длинной не более десяти сантиметров, не прикоснувшись к самой треугольной рамке. Я разжала ладони, рамка качнулась, подвешенная за веревку.

Мишель не успела двинуться, я спросила у нее:

– Как правильно - иди слева направо или справа налево?

– Без разницы, потому что я обойду комнату в разных направлениях, чтобы убедиться в правильности первого результата. И будет лучше, если вы не издадите ни звука.

– Волны, - коротко высказалась я, выказав сообразительность. Мишель нахмурилась и двинулась в путь.

Рамка в ее руках подергивалась, но не выкрутасничала, как совсем недавно перед входной дверью. Я следила за действиями Мишель, затаив дыхание - все-таки, волны, помехи. Когда девушка с рамкой в руках дошла до окна, рамка затихла на несколько секунд, затем закачалась, как маятник в часах. Мишель миновала оконный проем, рамка-маятник замедлилась, потом и вовсе остановилась, будто у нее закончился завод. Потом рамка все же пришла в движение, на этот раз совершая круговые вращения наподобие тех, что у входной двери, но с меньшей амплитудой. Со стороны походило на перевернутую воронку.

– Что это значит?
– шепотом спросила я у Мишель, когда она достигла места, с которого начала свой эксперимент.

– Всё потом, - так же шепотом ответила она. Развернулась и двинулась в обратном направлении, обходя мою спальню слева направо. Все движения и вращения рамки повторились в тех же самых местах, с той же амплитудой.

Завершив вторичный обход по периметру, Мишель вышла в центр и тут... треугольная рамка начала творить чудеса: она раскачивалась, извивалась, как ящерица, которая собирается избавиться от хвоста. Мишель не выдержала и "успокоила" рамку одним доступным способом - взялась за две стороны треугольника большими и указательными пальцами обеих рук. Мне показалось, что третья сторона равностороннего треугольника, свободная, чуть трепыхнулась, совершая предсмертное движение, после чего застыла. Я боялась дышать, лицо гостьи покрылось испариной.

– Можно мне стакан воды?
– попросила девушка, прижимая к себе свое сокровище, как будто обняла и окончательно успокоила.

Я вернулась в спальню со стаканом воды и протянула Мишель. Она взяла стакан одной рукой, другая по-прежнему прижимала к себе рамку.

– Фух, - выдохнула Мишель, осушив стакан с водой, - полегчало.

– Что? Совсем всё плохо?

Мишель тряхнула головой, что-то пробормотала себе под нос, я не разобрала.

– Я ничего не поняла. Хотелось бы услышать четкое объяснение... И рекомендации, - сдержаннее добавила я.
– Раз уж вы затеяли опытную проверку своей...э-э-э-э... теории, то я хочу знать, что с этой квартирой не так.

– Я вам уже говорила, что не всегда озвучиваю результаты эксперимента, но в данном случае я просто обязана сказать вам правду... И если бы вы меня не спросили, то все равно... Когда дело касается человеческой жизни я должна быть откровенной до конца.

– Ох, оставьте эти разглагольствования! У меня голова идет кругом, а вы тянете с вступительным словом.

– Евгения... Леонидовна, я не могу поступить иначе, но если я не скажу всей правды, то буду всю жизнь себя казнить за то, что не предупредила.

– Мишель, я же просила!

– Бегите отсюда пока не поздно, - отстраненным голосом произнесла девушка, выдержав паузу. Видимо, пыталась снизить градус накала моего напряжения.

– И это все, что вы хотели мне сказать?

– Трагедии можно избежать, - заявила она с сочувствием на лице, дав понять, что надежды мало.

– Мне все ясно - надо бежать отсюда без оглядки, - сообразила я, не найдя другого объяснения своих последующих действий. Но решила побороться, - хочу признаться, что... не очень верю результатам вашего эксперимента.

– Не хотите верить или не верите - это разные вещи?

– Неужели я выгляжу недоразвитым существом, которое верит разным... теориям?
– ответила я вопросом на вопрос. Вместо "теорий" хотела сказать "проходимцам", назвать вещи своими именами, но воздержалась.

Мишель будто и не слышала меня, продолжала гнуть свою физико-математическую или проходимскую линию.

– В каждом конкретном случае необходимо учитывать силу биополя человека, - торжественно-пафосно заявила она, стоя на одном месте, по-прежнему в центре комнаты с прижатой к груди треугольной рамкой. Я непроизвольно посмотрела на ее ноги в серо-желтых кроссовках, которые приклеились к моему полу. Провела по девушке взглядом снизу вверх, остановилась на лице. В данную минуту лицо выражало наслаждение на грани легкого сумасшествия. Не знаю, как выглядят великие ученые, сделавшие открытия в своей области и вещающие о нем своим ученикам, но мне кажется, что выглядят они так же, как Мишель: чуть сбрендившие от счастья и торжествующие от своей гениальности. Но раз Мишель не походила на ученого старца, больше на девочку, которую родители выставили напоказ перед гостями, я приготовилась услышать от нее декламацию "взрослого" стихотворения, которое она вызубрила без понимания. Мне пришел на ум революционный поэт Маяковский, его поэма "Прозаседавшиеся". Именно строки: "... Зарезали! Убили! Мечусь я, оря..."