Дизель решает все
Шрифт:
Пришлось в авральном порядке переделывать систему запуска полностью. Теперь она состояла из однорежимного одноцилиндрового пускового двигателя, представлявшего собой сильно упрощенную половинку от планировавшегося ранее мотора с диаметром цилиндра 70 миллиметров. Собственного компрессора на пускач не ставили, продували из отдельного баллона, который, в свою очередь, заряжали от установленного на основной двигатель дополнительного поршневого компрессора. Теперь, чтобы запустить мотор ЗИЛ-5 зимой, надо было включить подогреватель, установленный под картером мотора, открыть клапан баллона и сильно потянуть за вытяжной шнур пускового движка, рукоятка которого находилась на полу кабины, справа от водителя. При этом
Возвращаясь к теме моторных заводов, остается упомянуть только ленинградский «Большевик», вернее выделившийся из него завод № 174 имени Ворошилова. Ранее там выпускали моторы М-5, но было принято решение о перепрофилировании моторного производства в танковое, на заводе стали делать Т-26. Так как собственный двигатель к нему доводить не стали, а воспользовались моторами ЗИЛа, то незадействованные мощности в качестве ответного жеста отдали нам под 130-ю наземную серию. Эти движки предполагались, в первую очередь, на танк Т-28 завода «Красный путиловец», проявили интерес и моряки. Беда была в том, что танкостроители никак не могли определиться, какой именно мотор им нужен, так как изначально на Т-28 хотели ставить М-5 в 400 лошадиных сил, а наш оппозит выдавал всего 265. Удваивать мотор мне категорически не хотелось, так как это заметно задержало бы развертывание серийного производства из-за необходимости разработки нового компрессора, а также заметно, по опыту ЗИЛа, на порядок снижало его объемы.
Это обстоятельство и вынудило меня выехать в командировку в Ленинград. Точнее, Берия, рассудив, что договориться нам гораздо проще напрямую, чем через товарища Орджоникидзе, просто мне приказал.
Едва только 23 января начало светать, дежурная машина нашего завода доставила меня с Женей Акимовым, наработавшим хорошие связи в Северной столице, на центральный аэродром. Дело в том, что Лаврентий Павлович, отправляя меня в Ленинград, посоветовал лететь самолетом, как раз подворачивалась оказия.
— Заодно и дизель-мотор в полете оценишь, — лукаво улыбнувшись, добавил наш «главком».
Народу на летном поле было необычайно много, но весь он кучковался около какой-то авиетки. Причем там были и фотографы, сумерки изредка озарялись магниевыми вспышками. На всем остальном обозримом пространстве ни самолетов, готовых куда-либо лететь, ни людей не наблюдалось. У меня начали появляться подозрения, что я опоздал на свой «рейс», потому, поймав первого попавшегося человека, просто спросил:
— Товарищ, а самолет на Ленинград, что, уже улетел?
— Как улетел? Вон он стоит! — махнул техник рукой в сторону авиетки. — До вылета еще митинг будет. Не раньше чем через полчаса стартует.
Не веря своим ушам, я подошел к толпе и спросил еще раз, верно ли это мой самолет. На что сразу же получил встречный вопрос:
— А вы, собственно, кто?
— Любимов, Семен Петрович — растерявшись, ответил я, — конструктор дизелей.
— Товарищи!!! Все в сборе! Можно начинать!
Пока я пытался сообразить, что происходит, в кабину самолета, через боковую дверь залез летчик и, с помощью подъехавшего аэродромного стартера на Форд-АА, запустил мотор. Одновременно, используя небольшую приступочку для посадки в самолет как трибуну, к собравшимся обратился довольно молодой человек, радость которого прямо-таки лучилась на окружающих.
— Товарищи! Сегодня у нас знаменательный день! Мы отправляем в первый междугородний полет наш новый «исполкомовский самолет», «летающий Форд» — АИР-5. Этот аэроплан
Приплыли. Ну Лаврентий, поросенок этакий, я тебе это еще припомню! Хорошо хоть, наученный горьким опытом, оделся потеплее. Плевать на то, как буду в тулупе и валенках в Питере выглядеть, главное туда долететь. Если бы знал, на каком аппарате меня отправят, так еще бы ружье с собой прихватил, мало ли где грохнуться случится. И ведь отказаться, не потеряв лицо, нельзя! Полет показательный! Отведай, мол, из моего кубка!
Пока выступали энтузиасты, представители ОСОАВИАХИМА, я про себя молился, чтобы у этой авиетки прямо сейчас крылья отвалились. Просить, чтобы мотор вышел из строя, было чревато. К сожалению, пока все не выговорились, чуда не произошло, а меня дернул за рукав Акимов.
— Товарищ Любимов! Надо бы что-то от нас сказать!
— А что тут скажешь, Женя? — и, нечаянно попав в паузу, когда все вдруг замолчали, обреченно подвел итог: — Поехали!
Пока забирались в самолет, познакомился с летчиком Пионтковским. Вроде мужик основательный, будем надеяться, не подведет. А вот с авиаконструктором Яковлевым я умудрился с ходу повздорить, наотрез отказавшись лететь на заднем сидение этого «воздушного Форда», откуда в случае чего не выберешься. Тем более, что никаких парашютов предусмотрено не было. Резоны, что впереди устроено дублирующее управление, что сзади удобнее, не могли сдвинуть меня с моей позиции. Александру Сергеевичу пришлось смириться.
АИР-5, плавно разогнавшись по летному полю на широких лыжах, легко взмыл в воздух. При этом самолет ощутимо дрожал весьма крупной дрожью, что заставило меня сразу после взлета обратиться к присутствующим с вопросом.
— Это нормально, что нас так трясет? На грузовике мотор гораздо ровнее работает!
— Нормально! — перекрикнул рев двигателя услышавший меня Пионтковский. — Я уже три месяца на нем летаю, мотор всегда так работал.
Ну нормально так нормально, остается только наслаждаться, ибо все равно ничего сделать нельзя. Между тем, наш пепелац, выйдя на железную дорогу Москва — Ленинград, пошел вдоль путей к намеченной цели. Успокоившись, я стал разглядывать открывающиеся окрестности.
Солнце, еще не оторвавшееся от линии горизонта, алело на юго-востоке, и любые неровности рельефа, дома, деревья, телеграфные столбы, даже малейшие бугорки, отбрасывали на розовом снегу длинные тени. Морозный воздух был густ даже на взгляд, что отметил и Пионтковский, ткнув рукой в безоблачное небо, привлекая мое внимание и перекрикивая грохот мотора.
— Мороз! Сегодня и на четыре тысячи можно попробовать забраться!
— А что так мало? Чаромский же сделал двухскоростной нагнетатель! Мне говорили, что до семи тысяч высотность подняли!