Для чего люди одурманиваются? Сборник
Шрифт:
«Жить бы сызнова…» — думает токарь.
Вспоминает он, что Матрена лет сорок тому назад была молодой, красивой, веселой, из богатого двора. Выдали ее за него замуж потому, что польстились на его мастерство! Все данные были для хорошего житья, но беда в том, что он как напился после свадьбы, завалился на печку, так словно и до сих пор не просыпался. Свадьбу он помнит, а что было после свадьбы — хоть убей, ничего не помнит, кроме разве того, что пил, лежал, дрался. Так и пропали сорок лет.
Белые снежные облака начинают мало-помалу сереть. Наступают сумерки.
— Куда ж это я еду? — спохватился вдруг токарь. — Хоронить надо, а я в больницу…
Токарь опять поворачивает назад и опять бьет по лошади! Кобылка напрягает все свои силы и, фыркая, бежит мелкой рысцой. Токарь раз за разом хлещет ее по спине… Сзади слышится какой-то стук, и он хоть не оглядывается, но знает, что это стучит голова покойницы о сани. А воздух все темнеет и темнеет, ветер становится холоднее и резче…
«Сызнова бы жить… — думает токарь. — Инструмент бы новый завесть, заказы брать… деньги бы старухе отдавать… да».
И вот он роняет вожжи. Ищет их, хочет поднять и никак не поднимет: руки не действуют…
«Все равно… — думает он, — сама лошадь пойдет, знает дорогу. Поспать бы теперь… Покеда там похороны или панихида, прилечь бы».
Токарь закрывает глаза и дремлет. Немного погодя он слышит, что лошадь остановилась. Он открывает глаза и видит перед собой что-то темное, похожее на избу или скирду…
Ему бы вылезти из саней и узнать, в чем дело, но во всем теле стоит такая лень, что лучше замерзнуть, чем двинуться с места… И он безмятежно засыпает.
Просыпается он в большой комнате с крашеными стенами. Из окон льется яркий солнечный свет. Токарь видит перед собой людей и первым делом хочет показать себя степенным, с понятием.
— Панихидку бы, братцы, по старухе! — говорит он. — Батюшке бы сказать…
— Ну, ладно, ладно. Лежи уж! — обрывает его чей-то голос.
— Батюшка! Павел Иваныч! — удивляется токарь, видя перед собой доктора. — Вашескородие! Благодетель.
Хочет он вскочить и бухнуть перед медициной в ноги, но чувствует, что руки и ноги его не слушаются.
— Ваше высокородие! Ноги же мои где? Где руки?
— Прощайся с руками и ногами… Отморозил! Ну, ну… чего же ты плачешь? Пожил, и слава богу! Небось, шесть десятков прожил — будет с тебя!
— Горе… Вашескородие, горе ведь! Простите великодушно! Еще бы годочков пять-шесть…
— Зачем?
— Лошадь-то чужая, отдать надо… Старуху хоронить… И как на этом свете все скоро делается! Ваше высокородие! Павел Иваныч! Портсигарчик из карельской березы наилучший! Крокетик выточу…
Доктор машет рукой и выходит из палаты. Токарю— аминь!
Влас Дорошевич. В Татьянин день
Ах, господи боже мой! Ты мне уголовный фрак подаешь! Дай тот, который по гражданским делам… постарее. Ну, вот! Слава тебе господи… До свидания, цыпленочек! Обедать? Нет, обедать буду в Эрмитаже. Да разве же ты забыла? Татьянин день сегодня… Да мне и самому, признаться, не хотелось, да неловко… традиция, знаешь… Нет, нет, нет! Духов не надо. Праздник демократический! Молодежь, понимаешь, горячая… Ну, и выпившая. Слово им скажу. Может, качать будут. Услышат, что от меня духами, — могут бросить… Да нет, душечка, не беспокойся. Теперь какая Татьяна? Теперь, строго говоря, и никакой Татьяны-то нет. Так! Традиция!.. Ах, прежде? Это действительно! На пальму лазал, это — верно. И в бассейне купался! Все помнишь?.. Нет, теперь нет! Теперь не то!.. Да ей-богу же, ни в одном глазу!.. Рано! Рано!.. Ну, какие там певицы!
Онисим, в Эрмитаж. Да не в театр, дура. В ресторан… Можешь ехать домой. Меня не дожидайся.
Здравствуй, Герасим!.. И тебе также!.. Тьфу, то бишь, спасибо, спасибо, голубчик. А много празднующих-то? Ого! И Иван-Иванович уж здесь? И Петр Петрович? А Семен Семеныч? И Семен Семеныч?! Черт, вечно опоздаю. Отдельно положи! Отдельно! Смотри не перепутай! Соболья. То-то!
Иван Иванычу! А, Семен Семеныч! С праздником, коллега! С Татьяной-с, Петр Петрович, с Татьяной-с. Да, как вам сказать?! Года два еще, пожалуй, протянется! Конкурсное дело оно… Кто это, Козьма Прутков кажется, еще сказал: «Две вещи трудно окончить, раз начав делать: вкушать приятную пищу и чесать, когда чешется». А конкурсное дело, оно всегда чешется. Хе-хе! Шутник, Никифор Федорович. За ваше-с!
Мне бы, собственно, не следовало. У меня, знаете ли, Остроумов нашел… За ваше-с!.. Я виши пью.
Сеня! Голубчик! Лет-то, зим-то сколько! Постарел-то как! Ай-ай-ай! Да неужели учительствуешь? Ах, бедняга, бедняга! А юриспруденцию по боку? Не повезло? Географию преподаешь? А! Жизнь-то как! Как разметала? А! С удовольствием, брат, выпью! Со старым-то закадыкой?! Вот рекомендую, брат, салат Оливье. Это из дичи. Да ты это не отбрасывай! Это, брат, трюфель! Да ты съешь, съешь. Хорошо? То-то и оно-то! Чеаэк! Рейнской у вас лососины нет? Ах, география, география! Вот рекомендую! Каждый, братец ты мой, слой своим жирком переложен. Так сказать, не рыба, а бутерброды, самой природой приготовленные! Рекомендую. Поесть? Поесть люблю. А прежде? Челыши помнишь? А Петька? Кирсанов Петька! Веселый был малый, горячая голова! Где теперь Петька? Ах, жизнь, жизнь, всех пораскидала! Выпьем за молодость, за Петьку! Да неужто он? Этот? Лысый? Петь… Петя! Господи! Господи!
Ах, вы в газетах пишете? Ну, и как это… то есть, я хотел сказать… в смысле заработка… ничего?.. Пардон, мне вот с председателем надо…
Как изволите видеть… Покорнейше благодарю, и жена!.. Ваше превосходительство, выпьем!.. Татьянин день!.. Ну, что такое рябиновая? Ваше превосходительство, казенной? Все мы казенные, и водка казенная! In vino veritas [38] .И правда казенная! А это, ваше превосходительство, Сеня. Закадыка мой, ваше превосходительство! Сеня! Географию учит! А? Ваше превосходительство! Россия-то? Силы на что тратятся? А? Силы, — и географии учат! Ваше превосходительство, еще рюмочку! Одну! За силы, за гибнущие силы! А?
38
Истина в вине ( лат.). — Ред.
Ушел — и черт с ним. Бюрократия. А я свободной профессии! Свободной и наливай водки! Свободной, мне ни к кому подлизываться не надо! Нет, брат, шалишь, меня не перервешь! Свободной! Сеня! Г-н Кирсанов!.. Петр… Петр… Как его по отчеству?.. Вы хоть и враждебного лагеря, но выпьем! За старое! За молодость! За альма-матер! Дай бог, чтоб ее традиции вы высоко несли и в журналистике! Чтоб и на этом пути вы не забывали!.. Да вы не обижайтесь! Печать — это святое дело! К ней нужно дотрагиваться чистыми руками! Чистыми-с! Чистыми-с! Вам говорит старый студент! Старый студент Московского университета!.. И буду себя бить в грудь! И никакого скандала… И выпьем. И вот я тебя поцеловал и его поцелую. И закушу колбасой.