Для вас я никто
Шрифт:
— Сестрёнка, мама же больше не придёт? — у меня пробежал холодок по коже. Марты не стало несколько дней назад. Майк уже осознавал, что происходит, но не мог в это поверить, как и все мы.
— Да, но мы должны держаться вместе. Я буду заботиться о тебе. — Его глаза были настолько грустными и пустыми, что у меня ком стал в горле. Я крепко обняла его и уложила спать.
Когда у меня уже было в планах подняться в свою комнату, в коридоре мне в нос ударил резкий и едкий запах алкоголя.
— Почему здесь так пахнет? — прошептала себе под нос
Ко мне вышел приёмный отец, его слегка шатало, но он без промедлений подошёл ко мне.
— Ах, это проклятая девчонка! — отец быстро залепил мне сильную пощёчину, от которой я упала на пол.
— Почему ты так поступаешь? Зачем ты так говоришь? — удивление и страх смешались, даже пошевелиться не могла.
— Ты проносишь в дом одни беды! Говорил я Марте, чтобы она не тащила в дом бездомышей, но ей было всё равно! А теперь всё пошло прахом! — он ударил меня ещё раз. — Это ты виновата! — ещё одна пощёчина.
— Пожалуйста, прекрати, — взмолилась я. В голове сразу всплыли воспоминания, о том, как меня били биологические родители, а теперь всё повторяется и здесь…
— Я разберусь с тобой мерзкая девчонка! — Он достал нож, и тут моё тело будто стало каменным. Отец хотел вонзить мне этот кухонный прибор прямо мне в сердце, как делал это мой родной папа со своими жертвами. Нож с рукой почти приблизились ко мне, как вдруг:
— Бритни! — что-то резко дёрнуло меня за левую руку. Лезвие прошлось по моей коже от локтя до ладони на правой руке, оставляя за собой алый шлейф, но хотя бы я была жива. Меня спас Джейк, он быстро вырубил отца одни сильным и чётким ударом, а потом подбежал ко мне:
— Пошли в мою комнату, — он повёл, а для меня всё до сих пор было как в тумане, но как только я переступила порог его комнаты, из моей груди раздались приглушённые, но горькие рыдания. По моим щекам текли слёзы, и мне не удавалось их остановить. Джейк усадил меня на кровать и быстро взял бинты, потом подсел ко мне, а я крепко вцепилась в его свободную руку и уткнулась лицом в его плечо.
— Тише, тише. Всё закончилось, теперь всё хорошо. Здесь только ты и я, — брат успокаивал меня, обрабатывая рану и забинтовывая её. — Болит?
— Немного, — прошептала я, всхлипывая. Потихоньку, мне становилось легче, но тут:
— Сестрёнка, ты что, плачешь? — услышала я тихий голос младшего брата, он вошёл в комнату, держа в руках своего плюшевого медведя.
— Нет, всё хорошо, — у меня в голове как будто щёлкнул переключатель, слёзы тут же перестали литься, а боль, как рукой сняло, — Иди в комнату, я сейчас приду. — Он пошёл в свою спальню.
— Спасибо тебе, Джейк, ты спас меня.
— Не нужно за это благодарить, но я и подумать не мог, что отец примется за алкоголь, а тем более возьмётся за нож и поднимет руку на одиннадцатилетнюю девочку. Он слишком болезненно перенёс гибель мамы, отец очень сильно любил её.
— Да, надеюсь, что это первый и последний раз, — я обняла его, пожелав спокойной ночи, а затем пошла к Майку.
Братик сидел на кровати, и казалось, что не мог найти себе места, а как только он меня увидел, то бросился ко мне и крепко обхватил мою талию, будто видит меня в последний раз.
— Майки, ты всё слышал?
— Да, помню, что папа кричал, а ты что-то говорила ему в ответ. Мне было так страшно, — я почувствовала его дрожь и только крепче его обняла, а потом начала петь колыбельную, которую ему всегда пела Марта, чтобы он успокоился.
Так у меня появился мой первый шрам.
Спустя 1 год.
Мои надежды были ложными, отец приходил каждый вечер пьяным и бил меня. Я принимала весь удар на себя, мне не хотелось, чтобы досталось младшему брату, а Джейк улетел учиться за границу в университет экономики. У меня не было право говорить об этом в опеку. Мне не хотелось, чтобы братья оказались в детском доме, потеряв всё.
Я начала не выдерживать: дома меня били. В школе оскорбляли и тоже могли влепить пощечину или затушить об моё запястье окурок. Я стала практически без эмоциональной, а чтобы выплеснуть все чувства, мне пришлось резать себя, это был один из самых худших вариантов, но других вариантов я не видела, а пересилить и сказать кому-то мне не хватало сил.
Так продолжили появляться мои шрамы. С каждой неделей, с каждым днём их было всё больше.
Спустя 3 года.
Я возвращалась домой поздним вечером, пришлось задержаться в школе из-за учёбы, и вдобавок, не хотелось видеться с отцом. У меня была надежда, что он уже напился и спит, но когда я почуяла свежий запах коньяка вперемешку с водкой, а потом и услышала пьяный голос отца, этот маленький зачаток надежды рухнул.
— Почему так поздно? Где ты таскалась? Что ты уже успела натворить и сделать?
— Ничего, — для меня это уже стало такой обыденностью, что это само по себе ужасало. Нет смысла спорить с пьяным человеком.
— Потаскуха, — он со всей силы дал мне пощёчину, а потом, когда я упала, он ударил ногой, — Это всё ты виновата, ты, ты, ты! — в очередной раз я выслушивала, что все беды от меня и это не удивляло, но потом последовала одна фраза:
— Всем было бы легче если бы ты сдохла где-нибудь в канаве! — Слова отца меня шокировали, раньше он не так ярко выражал своё недовольство. Раньше в этих словах не было столько яда.
Вдруг, ещё одна волна боли пронзила мою руку и плечо. Он ударил меня оголённым проводом. Это было невыносимо, боль была в несколько раз больше. Слёзы уже давно закончились. Я начала молить:
— Прошу, перестань! Пожалуйста, не надо!
Не помогло, ещё один удар, а потом ещё один. Спина, живот, руки и плечи, всему моему телу досталось. Места ударов стали кровоточить, а боль только усиливалась, но не только физическая. Моя душа, моё сознание кричали. Я просто не могла понять, почему всё так ухудшилось? Раньше всё могло обойтись парочкой пощёчин, иногда ещё и ударял ногами, а сейчас… Я продолжила кричать и молить о пощаде. Моё тело не выдерживало.