Дмитрий Донской
Шрифт:
Задача казалась неразрешимой. Но московская знать, сплотившаяся вокруг митрополита Алексея, оказалась на высоте положения. На вызов безнадежности был найден ответ веры…
Летописные известия за эти годы кратки, невнятны и лишены точной датировки. Историк вынужден во многом «на глазок» вычерчивать пунктир событий.
Пожар расчистил территорию кремля от деревянной застройки. Посреди заваленного обугленными бревнами огромного пустыря сиротливо стояли почерневшие от огня низкорослые каменные храмы Ивана Калиты.
Но деревянные постройки возводились
Митрополит знал, что постройка каменной крепости подняла бы Москву на голову выше всех ее соперников. Занятая степными войнами, Орда не станет препятствовать строительству. За каменными стенами можно будет переждать любое нашествие. Но всякая мечта имеет свою рыночную цену. В ситуации 1367 года первый и главный вопрос московского строительства заключался в деньгах. Опустошенная бесконечной войной с суздальскими князьями, данями и дарами татарским «царям», церковно-политическими интригами в Константинополе, московская казна была пуста.
В тягостной задумчивости митрополит Алексей, должно быть, нередко раскрывал наугад Священное Писание и читал первые попавшиеся строки. (Так поступал еще Владимир Мономах, в трудных обстоятельствах искавший совета у небесных сил.) Однажды митрополиту открылась Книга Неемии. Удивительная история о том, как всего один человек, воодушевленный мечтой о восстановлении стен Иерусалима, сумел поднять на это святое дело всю знать, всех жителей разоренного города, поразила Алексея своим сходством с положением, в котором находился он сам. Неемия нашел выход из тупика бедности. Он поручил каждому роду и каждому землячеству, каждому жителю Иерусалима, чей дом находился возле стены, возвести небольшой участок каменной кладки. При этом работа каждого заносилась в особый список для учета сделанного и в назидание потомкам.
«И встал Елияшив, великий священник, и братья его священники и построили Овечьи ворота; они освятили их и вставили двери их, и от башни Меа освятили их до башни Хананела. И подле него строили Иерихонцы, а подле них строил Закхур, сын Имрия. Ворота Рыбные строили уроженцы Сенаи; они покрыли их, и вставили двери их, замки их и засовы их» (Неем. 3, 1–3).
«Далее ворот Конских чинили священники, каждый против своего дома. За ними чинил Садок, сын Иммера, против своего дома, а за ним чинил Шемаия, сын Шехании, сторож восточных ворот» (Неем. 3, 23).
Митрополит решил повторить опыт Неемии. В одном источнике XVII столетия Алексей прямо назван инициатором постройки белокаменного кремля (124, 200). Это сообщение весьма правдоподобно.
Собрав на совет все московское боярство и состоятельных горожан, митрополит предложил каждому взять на себя часть общего дела – построить участок стены или башню. Подкрепляя свою мысль словами Священного Писания, митрополит убеждал толстосумов раскошелиться ради общего дела, ради спасения Москвы. И призыв этот был услышан. «Сильные мира сего» распределили между собой строительство участков стен, ворот и башен…
Время стирает заметки памяти. На смену старым названиям приходят новые. Но некоторые башни Московского Кремля навсегда сохранили имена строивших их бояр: Свиблова и Собакина башни, Тимофеевские ворота (по имени окольничего
Для постройки крепости требовались несколько тысяч рабочих и, разумеется, немалые денежные средства (116, 176). Боярский «подряд» облегчал ситуацию, но не снимал всех проблем. Митрополит Алексей понимал, что для скорейшего завершения дела необходимо воспользоваться серебром из митрополичьей казны. Однако сделать это следовало с большой осторожностью, дабы не вызвать обвинений в предвзятости и расхищении церковных сумм. Глава Русской церкви не должен был явным образом поддерживать одного князя в ущерб другим, а тем более – оплачивать постройку этим князем оборонительных сооружений. Явное участие в московских начинаниях грозило Алексею обвинениями в неканоническом поведении и лишением сана.
Понимая все это, митрополит пошел на хитрость. Вскоре после пожара (лето 1365) он начал строительство в Московском Кремле небольшого каменного храма – собора Чудова монастыря. Этот монастырь был устроен на опустошенной пожаром территории в восточной части кремля. Он примыкал к городской стене в самом ответственном месте – «на приступе». И если две стороны московской крепости были защищены реками (Москвой-рекой и Неглинкой), то третья, отделявшая кремль от торговой площади, не имела никакой естественной защиты. Именно здесь враг мог начать штурм кремля. Чудов монастырь в известной мере укреплял оборону этого участка стены. Но главное все же заключалось не в этом…
Монастырский собор был освящен в честь Чуда архистратига Михаила «иже в Хонех». Воевода небесных сил был одним из самых почитаемых на Руси образов христианства. Его призывали на помощь тогда, когда христианам грозила какая-то неотвратимая беда. Согласно церковному преданию, язычники пытались затопить храм архистратига Михаила водами протекавшей поблизости реки. Однако он внезапно спустился с небес и ударил жезлом в скалу. Образовалась огромная расселина, в которую и ушла вода. Язычники были посрамлены, а живший при храме благочестивый юноша Архипп таким образом избавился от погибели.
(Помимо общехристианского значения, образ архангела Михаила вполне мог иметь особое личное значение для митрополита Алексея или юного князя Дмитрия Ивановича. Однако источники не дают оснований для каких-либо предположений на сей счет.)
Согласно летописному известию, каменный храм был построен необычайно быстро: за один строительный сезон. «Того же лета (1365) пресвященныи Алексеи митрополит всея Руси заложи церковь камену на Москве во имя святаго архангела Михаила, честнаго его чуда, бывшаго в Хонех, милостию же Божиею и помощию святаго архангела Михаила единаго лета и почата и кончана бысть и священа бысть» (43, 79).
Очевидно, это было небольшое сооружение. Историк русского зодчества Н. Н. Воронин на основе довольно сомнительных данных посчитал его «очень крупным зданием» (116, 229). Однако нельзя забывать, что строительство совпало по времени – лето 1365 года – с «великим пожаром». Ясно, что возводимые в монастыре постройки пострадали от вездесущего огня, а строители (исключая погибших в огне!) были временно переброшены на более срочные дела, например на восстановление княжеского и митрополичьего дворов.