Дневник будущего
Шрифт:
Конечно, в мире не без чуда. Бывали случаи, когда родственники или друзья забирали “пропащих” из квартала. Приводили их домой и уже на следующий день эти бедолаги снова оказывались в центре “Памяти”.
Как-то раз Виктор рассказывал мне историю об одном таком беспризорнике. Его приютила жена. Почему-то потребность справлять нужду в туалете показалась ей не такой значимой, как умение раскидывать мусор по кучкам.. Теперь “несчастный” работает на свалке и по нескольку раз в день меняет штаны.
Даже такие примитивные воспоминания пользуются спросом. В первую очередь
Надеюсь, я не слишком вас утомил. Я взял за правило, кратко упомянать каждого, кого так или иначе коснусь в записи. О Филиппе мы уже поговорили, настала очередь Виктора…
Уже 20 лет Виктор работает уборщиком в одном из центров Памяти. Каждый день он видит людей, проходящих через главные двери. Наблюдает, как они останавливаются у табло, подходят к консультанту, чтобы уточнить о цене воспоминания. Главный нюанс центров Памяти – они не принимают никаких денег, только “знания”, “умения”, “навыки”.
До встречи с Виктором я не понимал, как происходит замена воспоминаний. Как выглядит машина, забирающая одном и вшивающая другое, будто лоскут. Наверняка, и вы об этом думали, пока читали мой дневник.
Раскрою секрет, раз уж за последние N страниц, мы с вами стали ближе. Машина не громоздкая и не во всю комнату, как я воображал. Это обычный шлем с вделанными в него очками. Шлем сканирует активность мозга и воздействует на определенные участки, вызывая в памяти нужное воспоминание. Путем ассоциаций, заданных мастером, человек возвращается к прошлому. Очки воссоздают картинку для более полного погружения, а после все просто стирается. Воспоминание остается лишь в памяти компьютера, как голое основание для размещения в ком-то другом. Никакое воспоминание не используется дважды и исчезает из системы сразу же после покупки.
Итак подытожим…На первой фазе мы получаем свободное место в памяти, на второй мы заполняем его новым. Процедура длится всегда по-разному. Иногда это пара минут, а порой целый час. Но, как правило, предельных значений достигают лишь богачи. Богачи, т.е. люди, обладающие самыми дорогими воспоминаниями. А это ведущие профессии века; те, кто познал любовь и не разочаровался в ней; кто имел ребенка и смог довести его до собственных детей; кто не видел смерть. Ценность любви неизмерима. Ценность взаимной любви, если быть точным. В нашем мире необязательно иметь любовь, достаточно получить воспоминание о ней.
Я все говорю о других, а вам, наверняка, интересно услышать побольше обо мне. Если вам не хватило предыдущих дневников, стоящих на полке – добро пожаловать в жизнь Лиама Зузака.
Главное, что вам нужно обо мне знать, – я ни разу не был в центре Памяти. За 30 лет я встречал лишь одного хроника. Уверен, нас куда больше, но собираться вместе – все равно, что справлять нужду в общественном месте, слишком заметно и чревато последствиями.
Я работаю в книжной лавке пять дней в неделю. Здесь можно найти все от не очень дорогих бумажных книг (я все-таки хочу их продать) до деревянной мебели и одежды. Мой товар, как я и сам, интересен для просмотра, но не для постоянного использования.
Магазин достался мне от бабушки, тоже хроника. Для членов семьи у меня выделена отдельная полка. Там четыре дневника с 12 по 16. Воспоминания об их жизни для меня так же ценны, как и мои собственные. Даже воспоминания об отце. Все, что я от него слышал, уместилось на три странички. Он ушел, когда мне было 5. Направился в центр Памяти за очередным знанием о двигателях и не вернулся. Какое-то время я искал его в нулевом квартале. Но как бы далеко ни заглядывал за ограду, так и не нашел.
Интересно, сколько людей меня забыли? Сколько отдали кому-то другому воспоминания о некоем друге, парне, прохожем? Это не имеет значения. Главное я всех помню.
Кажется, я немного сбился. Простите меня за это. Теперь, когда я поплакался вам в жилетку, продолжим разговор о Викторе.
Каждый четверг в половине восьмого Виктор приходит ко мне в магазин. Он не хроник. В его воспоминаниях полно заплаток и невидимых швов от аппарата памяти, но он относится ко мне как к равному. Виктор всегда говорит, что чувствует себя, будто во сне, приходя в мой магазин. В старом, дореволюционном сне, где, если что и забывается, центром не восполняется. Но сегодня все было иначе…
Он вошел без стука, закрыл за собой дверь и, не снимая плаща, тут же направился ко мне. Я почувствовал дрожь, исходящую от его рук, когда он коснулся моего плеча. Видел эту дрожь, когда обернулся и столкнулся с его бледным лицом. Он удерживал меня на месте, будто боялся, что я убегу. После долгих уговоров мне удалось усадить его в кресло и всучить чашку травяного чая.
На вопрос: “ – Что случилось?”
Он мотнул головой, будто хотел отделаться от мыслей, которые привели его ко мне. Последний раз я видел Виктора таким, когда он получил отказ от центра.
“ Ваши воспоминания не стоят желаемого курса, сэр”.
В тот вечер Виктор повторял эти слова снова и снова, но гнев стих лишь после четвертого бокала бренди. Он злился, но больше стыдился, что вообще обратился в центр. Виктор всегда хотел быть мастером памяти, но для такого, нужно быть настоящим “богачом”. А багаж знаний Виктора не то что бы скуден, скорее ограничен в использовании.
– Помнишь, я хотел стать мастером памяти?..
Я лишь мотнул головой и убрал от Виктора взгляд, чтобы бы ему было легче говорить.
– … в реальном времени мне потребовались бы годы, не говоря уже о специальных курсах, на которые берут далеко не всех.
Он говорил об этом так, будто я не видел, как из раза в раз, он роется на полках с книгами, в надежде найти хоть что-то по психологии и неврологии. Но Виктор итак был растерян, и я решил подыграть ему. Надеюсь, вы меня не осудите. Тем более, что моя ложь развязала ему язык, и он выложил все.
– … Так вот…Я часто мою полы, пока проводят процедуру. Все равно никто не обращает на меня внимания. Зато я могу наблюдать за всем, что происходит в зале.