Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)
Шрифт:
Несколько времени спустя ко мне пришел человек с письмом. Остановившись на расстоянии, он промолвил:
— Письмо для госпожи.
Я посмотрела и прочла: «Вчера и сегодня я очень озабочен мыслью, не случилось ли чего у тебя. Как тебе понравилось путешествовать с малым числом сопровождающих? Останешься ли ты на затворничество в храме, как говорила прежде, дня на три? Когда услышу, что ты должна возвращаться, я хотя бы встречу
В ответ я написала ему: «Я спокойно доехала до местности под названием Цубаити. Думаю отсюда углубиться еще больше, поэтому не могу дать тебе знать о дне моего возвращения».
Однако посыльный вернулся лишь после того, как услышал, что моя прислуга определила: «Затвориться здесь еще на три дня — ничего в этом хорошего нет».
Отправившись в путь, мы удалялись от дома все дальше, и дорога постепенно создавала ощущение, что мы углубляемся в горы. Я была совершенно очарована шумом воды. Криптомерии вздымались в небо, пестрели листья деревьев. Вода бежала, разбиваясь о камни и делясь на многие потоки. Когда я видела, как все это пронизывают лучи вечернего солнца, я не могла удержать слезы.
Дорога здесь не была особенно красивой. Багряных листьев на кленах еще не было, цветы уже все завяли, виднелись только метелки травы сусуки. Здесь все казалось близким сердцу, поэтому я подняла в экипаже верхние шторы, опустила нижние и все смотрела и смотрела — и вдруг заметила, что дорожные одежды на мне кажутся совершенно выцветшими. Я достала сшитый из тонкого слабо окрашенного полотна мо и обратила внимание, что, в отличие от его пояса, по цвету он совпадает с выгоревшими на солнце прелыми листьями, и это снова вызывало чувство умиления.
Очень грустный вид был у нищих, сидевших со своими плошками и горшками в руках. Когда я въезжала в ворота храма, то оказалась совсем близко к этой черни.
Вечером, когда мне не спалось и не было никаких особенных занятий, я погрузилась в слух и услышала, как громко молился один незрячий; не думая, вероятно, что кто-нибудь его услышит, он не говорил ни о чем необыкновенном, но — только о том, что накопилось на душе. На меня это произвело такое впечатление, что после этого я могла только проливать слезы.
Я думала, что немного побуду здесь, но как только рассвело, мы шумно выехали из ворот храма. Возвращение тоже было предпринято тайком, но и здесь и там владельцы поместий стали приглашать меня к себе в гости, так что путь назад сделался беспокойным. Я считала, что на третий день пути должна прибыть в столицу, но стало очень темно и пришлось остановиться в местности Кудзэномиякэ в провинции Ямасиро.
Место было очень убогое, и, едва наступила ночь, я стала ждать рассвета. Мы выехали еще затемно, и тут нас нагнал верховой, одетый в темный плащ. Довольно далеко от меня он спешился и, прежде всего, преклонил колени. Я взглянула — это был телохранитель Канэиэ.
— В чем дело? — спросила я, и тогда он отвечал:
— Вчера вечером, около часа Птицы, хозяин изволил прибыть в поместье Удзи и распорядиться: «Поезжайте к госпоже и пришлите ее сюда!»
Погонщики быков, шедшие впереди, принялись всячески понукать быков.
Когда мы приблизились к реке Удзи, поднялся туман, из-за которого не видно стало дороги, и у меня на душе сделалось тревожно. Быков выпрягли, и оглобли у экипажа опустили, стали готовиться к переправе, и тогда послышалось множество громких голосов:
— Подними оглобли у экипажа, положи их концы на берег!
В тумане виднелась обычная рыболовецкая плотина. Было не сказать, как удивительно. Оказалось, что сам Канэиэ стоит на противоположном берегу. Я написала ему стихотворение и отправила впереди себя.
Но каковыСердца людские —Известен им тот день, когдаРыболовецкую плотинуПоставить в Удзи для тебя!Когда лодка, с которой оно было послано, вернулась к нашему берегу, мне передали его ответ:
В своей душеЯ дни считал,Когда надумаешь домой вернуться,А ты спросила, для когоПоставлена плотина в Удзи.Пока я читала эти стихи, экипаж погрузили на паром и с громкими восклицаниями стали переправляться. Было не очень удобно, но и отпрыски довольно высокопоставленных семейств и какой-то чиновник ранга дзё-но-кими теснились между оглоблями, короткими слегами на заднике экипажа. Едва пробились лучи солнца, как мало-помалу туман растаял. Стало видно, что на том берегу выстроились в ряд племянник Канэиэ, офицер дворцовой гвардии и другие люди. Канэиэ стоял среди них, одетый для путешествия в охотничье платье. Паром пристал к берегу в высоком месте, так что мы поднялись на сушу с некоторым усилием. Экипаж вкатили за оглобли, по настилу из досок.
Когда мы собрались на веранде, чтобы я разговелась после паломничества специально приготовленными яствами, один человек сказал о владельце поместья на противоположном берегу, старшем секретаре Адзэти:
— Мне сказали, что он сейчас осматривает рыболовецкие плотины, и после этого, видимо, приедет сюда.
— Как только услышит, что мы приехали, непременно пожалует.
Только об этом перемолвились, как от господина Адзэти принесли очень красивую кленовую ветку с багряными листьями, привязанную к фазану и свежей рыбе. «Я только что услышал, что вы изволили пожаловать сюда, и захотел отобедать с вами вместе, только в этот день у меня, к сожалению, не случилось ничего примечательного», — было написано в сопроводительной записке. Канэиэ ответил: «Не успели мы прибыть сюда, как Вы сейчас же прислали услужить нам. Извините за беспокойство», — потом снял с себя нижнее одеяние [47] и подарил посыльному. Тот, так и не снимая платья, переправился через реку.
Оказывается, карп, окунь и другие яства были присланы в соседнюю комнату, слугам. Некоторые любители уже собрались выпить, и от них слышалось:
— Какая замечательная вещь! Пусть лунный диск колес сего экипажа виден будет и при солнце!
Один из моих домашних слуг украсил задок моего экипажа цветами и яркими кленовыми листьями.
— Чтобы пришел такой день, когда расцвели бы ближние цветы и стали плодами! — воскликнул он, и Канэиэ высказал ему благодарность за это, а потом все мы на лодке переправились на другой берег. Предварительно Канэиэ отобрал всех любителей выпивки, взбодрив их словами: