Дневник гниющего

Ульянова Таша

Новоиспечённых коллег из числа пациентов решили сплавить вниз по реке — так быстрее. Наверное, сначала следовало вынуть их из инвалидных кресел. Надеюсь коллеги справятся — доедут как-нибудь до места встречи по дну.

Пища для размышлений:

меченый перепробовал на себе все шприцы в санатории. Что он пытается найти? Гниение уже подтачивает его мозг, иначе зачем он притащил мне красную резинку для волос?..

14

Она стягивала волосы такой же резинкой — девушка из отдела сбыта. И улыбалась не мне — другому. Тот был младше меня, но выше по должности, веселее, умнее. Его шутки — не мои, разряжали обстановку на собраниях, его дни рождения собирали чуть ли не весь персонал НИИ.

Ощутив желание плоти, первым я пришёл к нему. Он был не один, но открыл раненному знакомому среди ночи — хотел помочь…

Память тяжелее гири. А началось всё с зажатой в моих холодных пальцах красной резинки с остатками волос и скальпом, после чего я придал смерти возвышенный смысл.

Не было и нет никаких «нас». Есть лишь личная месть, переродившаяся в апокалипсис. Я назвал голодную мертвячину «коллегами», поставил себя их лидером, хотя, по факту, они словно бараны — бредут за тем, кто впереди. И нет в их действиях осмысленности, лишь подражание утраченной жизни, кусочек которой они готовы выцарапать ногтями или выгрызть зубами.

Мой дневник — это внутренний монолог протухающего мозга с прогнившей при жизни душой.

Кто-то из персонала санатория, скорее всего, бывший сторож приволок радио — не из любопытства, которому зомби подвержены лишь в моём воображении, а потому что оно всё ещё напоминает ему о жизни. Сторож тыкает в кнопки, поскольку точно так же делал это вчера. По всем частотам тревога: толпа мертвецов огромна. Принято решение избавиться от напасти с помощью бомбы.

Я выдвигаюсь в путь. Зомби следуют по пятам. Меченый держится за остатки разума и за своего палача.

Горизонт колеблется — нет, это волна зомби пополнилась на улицах мегаполиса и теперь бредёт нам навстречу.

Я забираюсь на плечи меченому и толкаю речь. Толпа останавливается. Никто ничего не понимает, но мой рык громогласен, гниение усиливается под солнцем, время движется по небосводу, и звук самолетного двигателя вначале напоминает жужжание.

Стюардесса поднимает пустые глаза к облакам; повинуясь стадному инстинкту, зомби повторяют за ней. В движении нет интереса — всё выела смерть.

Неожиданно меченый опадает под моим весом — его коленные чашечки сгнили. Я помогаю коллеге подняться. Готов поспорить, что сейчас у него та же пища для размышлений: это так ярко вспыхнул закат, или взрывная волна…