Дневник киллера
Шрифт:
– Хватит врать! Хватит меня мучить!
– Мучить? Я всегда отдавала самое лучшее своему ребенку! Мечтала о том, чтобы ты был счастлив!
– Я не ребенок, я мужчина!
– Мужчина? Да какой ты мужчина? Мужчины заботятся о ближних. Они любят своих матерей. А ты ребенок – неблагодарный, злобный, гадкий мальчишка! И всегда таким останешься!
– Неправда, неправда!
– Он опять говорит о любви? – презрительно усмехается Анджела.
– Говорит, что любит Аделаиду, – фыркает мамаша.
– Любит?! Да что он знает о любви?
– Больше, намного больше! Я ее так люблю... – всхлипываю я и пытаюсь убить их обеих большим глотком виски, но оно не помогает.
– Ну да, конечно. Так же, как "любил" меня. Как Роуз. Как Брина, Гарри, мистера Эштона, Бена, Алекса, Сью, их соседа, Фостера, Адриана, Мэтта, Тома, Катрину, сэра Филипа, Брайана, Клайва, Пенни, ее сестру и того водителя такси, другого Мэтта, Ранджита, доктора Адамса, маленького Макса, Дженет, Фрэнка и Мэнд, Чарльза, мисс Марпл, Алана, Дуга, мою маму, Тода, Клэр, Пола, Джорджа и Люси, Найджела, Теда, тех рыбаков, Коннолли, Жюля, Билла, двух полицейских, людей на улице...
– Этих я не убивал! – протестую я.
– Конечно, не убивал – ты их "любил", не правда ли? Ты "любил" их всех, так же как сейчас "любишь" Аделаиду – до гроба!
– Нет, я ее правда люблю!
– Заткнись! Ты не знаешь, что это значит.
– Знаю!
– Ты убьешь ее, и она возненавидит тебя так же, как и все!
– Нет, никогда! Я докажу ей...
– Ты любишь меня? – спрашивает Роуз.
– А меня? – улыбается Дженет.
– А меня? – вступает Пенни.
– Скажи, что хочешь меня! – усмехается Катрина.
– Скажи, что хочешь нас всех! – хохочет Клэр.
– Мой приятель угадал пять чисел, а получил всего две тысячи, – удивляется Джордж.
– Хватит! Хватит! – рыдаю я и бегу, шатаясь, в гостиную, но они не оставляют меня и там.
Плюхаюсь в кресло и чувствую под боком что-то твердое. Мне не больно – я слишком пьян, – просто неудобно. Шарю за спиной и достаю из-за подушки маленький короткоствольный револьвер. Все остальное, как всегда, в сейфе, а ключ – на почте. Так я всегда делаю, когда пью, чтобы мне в руки случайно не попало оружие – вот как сейчас. Заряжен или нет?
Заряжен.
Анджела, Роуз, Клэр, Пенни, Дженет, Катрина, мамаша и Джордж наблюдают за мной, затаив дыхание. Скоро к ним присоединяются Люси, Дуг, Алан, Ранджит и все остальные. Они заполняют гостиную и обступают меня тесным кольцом. Стоят и бормочут, бормочут, все более возбуждаясь.
– Это легко, – говорит Анджела, – и совсем не больно, поверь!
– У тебя получится, старина! – подбадривает меня сэр Филип.
– Давай, давай! – подзуживает Тед.
– Ну пожалуйста! – Роуз ласково смотрит мне в глаза. – Ради меня. Сделай это, и мы вечно будем вместе.
– Выпей! – кивает Коннолли. – Стаканчик на дорожку, и пошли!
Я смотрю на револьвер, потом на бутылку и делаю большой глоток.
– Вот и славно! –
– Сделай это, и мы квиты, – обещает Анджела.
– Правильно! – поддерживает ее рыбак в желтом плаще.
– Давай! – кричат все хором.
– Не согласен, – ворчит Брин, но его тут же заставляют заткнуться.
– Давай, ты сможешь! – улыбается Анджела. – Я верю в тебя. Докажи нам, что ты не эгоист.
– Докажи, что любишь Аделаиду! – шепчет Роуз.
– Только так ей можно помочь, – присоединяется Пенни.
– Ты должен, если любишь, – кивает ее сестра. Я взвел курок.
– Отлично!
– Давай! Одно мгновение – и все! Ничего и почувствовать не успеешь.
– Это не больно.
– Возьми дуло в рот.
– Ну пожалуйста, ради нас всех!
– Ради Аделаиды!
– Давай!
– Скорее!
– Пока смотришь на него, уже давно бы сделал и освободился!
– И боль пройдет!
– И никаких больше убийств!
– Ты все сразу забудешь!
– Чего тебе ждать?
– Приставь его к виску!
– Давай, вперед! Ну давай! Ну давай! Ну давай! Пожалуйстааа! – всхлипываю я, дрожащей рукой поднося револьвер к лицу. – Пожалуйста! Ну пожалуйста! Сделай это наконец...
Вода.
Она льется по лицу, попадая в рот и глаза, и просачивается сквозь одежду. И свет – болезненно яркий, очень неприятный. Я поднимаю руку, чтобы заслониться от воды и света, но это не помогает. Кажется, это душ. Пытаюсь дотянуться до кранов, но не могу – резкая боль в голове мешает двигаться.
Боже мой, неужели я выстрелил в себя?
Ощупываю голову и лицо – вроде бы все цело. Пытаюсь встать и обнаруживаю, что я здесь не один.
– Ну и видок у тебя, – говорит кто-то. Я с мучительным трудом открываю глаза и вижу перед собой Крейга. Он качает головой.
– Вв... выключи вв... воду, – прошу я. – Вв... весь про... мок.
Какой молодец этот Крейг – шел мимо и решил выручить меня. Но кто же сунул меня под эту воду?
– Готов для холодненькой?
Острая боль пронизывает все тело, я начинаю замерзать. Меня бьет крупная дрожь, боль уже трудно переносить, я плачу. Мне никогда еще не было так плохо. Вдруг вода кончается, и я внезапно понимаю, как прекрасна бывает жизнь. Как хорошо, когда нет этой мерзкой холодной воды. Хорошо. В первый раз за последние несколько дней мне становится хорошо.
Следующие несколько часов я помню плохо. Крейг вливал в меня кофе – кружку за кружкой, почти насильно. Виски он вылил в раковину. Я умолял его дать мне глоток, пока в бутылке хоть что-то еще осталось, но вместо этого он сделал сандвич с яйцом, к которому я боялся подойти ближе, чем на три метра.
Лишь к вечеру я немного пришел в себя и смог разговаривать.
– Как она? Ты узнавал?
– Да. Состояние стабильное, но без сознания и... сам понимаешь, – сделал он неопределенный жест.